Прощание с первой красавицей
Шрифт:
Лицо Яковлева пошло пятнами. Он судорожно сглотнул, напрягая память, и вдруг облегченно рассмеялся:
— Так меня ж сосед сверху видел! Он как раз с ведром выходил!
— Ведро пустое было или полное? — подала голос Сусанна, уставившись на Яковлева немигающим взглядом.
— П-пустое, — заикаясь, пробормотал Игорь Семенович. — А что?
— Пусто будет.
Игорь Семенович обмяк и как-то весь съежился.
— Ой, мамочки-и, — всхлипнула Светлана. И вдруг по-бабьи запричитала: — Ой, что же теперь буде-е-ет…
Серафима повернулась
— Говорила тебе, дома надо было оставаться. Нет, заладил: «Пойдем да пойдем. Все наши соберутся, неудобно». Ну что, теперь тебе удобно? Я всегда знала, что в редакции не все ладно. Но чтоб такое!
— Сима, не надо, дома поговорим.
— Дома? А где он, наш дом? Может, здесь? Теперь тут и будем жить. Во всяком случае, заночуем точно. В этой отвратительной квартире!
— Больно вы мне здесь нужны, — огрызнулась Вика, выходя из комнаты.
Следом за ней, стараясь не привлекать к себе внимания, выскользнула Сусанна. Но едва за ними закрылась дверь, как тут же и распахнулась, впустив свежеопрошенного Агента. Он улыбался и вообще чувствовал себя, похоже, великолепно.
— Мадам Диана, господин капитан вас просили, — манерно доложил он.
Даниил тут же проснулся и проводил меня встревоженным взглядом.
«Господин капитан» сидел спиной к окну и что-то писал. Я вздохнула. Ну почему я должна сидеть лицом к свету? Очень уж не хочется увидеть разочарование в глазах давнего знакомого. Скорей бы стемнело: при искусственном освещении я выгляжу очень даже ничего. Олег оторвался, наконец, от бумаг и с чувством произнес:
— Здравствуй, Дина!
Когда-то мы с Олежкой учились в одной школе, он был младше меня и казался мне совершеннейшим ребенком. Ефимов же, по настойчивым школьным сплетням, упорно вздыхал по мне. Надо сказать, что Олег всегда был очень хорош собой, и мне его внимание льстило, но не более того — разница в возрасте казалась непреодолимым препятствием. Мы и говорили-то с ним всего пару раз. Или, может, чуть больше. Потом он уехал из города — учиться, а я вышла замуж.
— Здравствуй, Олег, — сказала я. — Ты так изменился, возмужал, прямо не узнать!
— А ты все та же, только косы нет.
Комплименты я люблю, грешна. Заметив в его глазах прежний огонек, не удержалась от соблазна, чтобы чуть-чуть не похулиганить. Выпрямилась, слегка откинувшись и прогнувшись в спине, и сложила ноги так, что они соблазнительно показались в разрезе юбки. Олег скользнул по ним взглядом и порозовел.
— Я не прав! Ты не та же, а стала еще прекраснее!
Не знаю, насколько он был искренен, но надеюсь, допрос с пристрастием теперь мне не грозит.
— Спасибо, — по-королевски кивнула я. — А ты давно в городе? Говорят, ты уезжал.
— И даже не один раз, — вздохнул Ефимов. — Знаешь, я раньше по-детски мечтал: вот вернусь, и мы с тобой наконец поговорим. А когда возвращался, всякий раз оказывалось, что ты опять замужем. Сейчас даже смешно вспоминать.
Я
— Се ля ви. В жизни надо понастойчивей быть. А сам-то был женат?
— Был, — почему-то пряча глаза, сказал Олег. — И года вместе не протянули, разошлись врагами. Правда теперь встречаемся как ни в чем не бывало, даже дружим. Ну, да ладно, надо возвращаться к нашим баранам. То есть к опросу свидетелей. Ой, извини! — спохватился Ефимов.
— Ничего, ничего, — смилостивилась я, — ты совершенно прав, бараны они и есть бараны. Умные в переделки не попадают.
— Я совсем не хотел тебя обидеть! Жаль прерывать воспоминания, а надо, я должен ведь всех опросить, — торопливо стал оправдываться Олег. — Может быть, как-нибудь встретимся, поговорим?
— Конечно. Приходи к нам, мы с мужем любим гостей.
Ефимов покраснел.
— Я понял, извини. Что-нибудь подозрительное заметила?
Он вопросительно смотрел на меня, а я, улыбаясь, на него. Пауза затягивалась. Я никак не могла решить, говорить, что знаю, или нет. Не рассказывать же мне, что кто-то ломился в дверь кабинета, где я пыталась подслушать чужой разговор?
Я улыбнулась еще шире и состроила мину идиотки:
— Заметила.
— Что? — обратился в слух Ефимов.
— Подошвы у Васи скользкие были. — Я перегнулась через стол и, понизив голос до шепота, заговорщицки продолжала: — Нельзя в такой обуви на седьмой этаж в гости ходить.
На лице Олега отразилось сначала недоумение, затем досада.
— Подошвы? Ах, ну да, ну да… Может, что-нибудь еще?
Я пожала плечами и задумчиво уставилась в потолок, изображая мыслительный процесс. Ефимов терпеливо ждал, но потом у него лопнуло терпение, и он спросил:
— Где ты была, когда упал Смирнов?
— Я? В ванной комнате. Руки мыла. Люблю рыбу, но после нее остается такой запах!
— Извини, поконкретнее, пожалуйста.
— Я и рассказываю конкретно. Мою я, значит, руки, мою… — продолжала я разыгрывать из себя кретинку.
Олег нервно заерзал.
— Короче.
— Несколько раз пришлось намыливать, а это так вредно для кожи! — с сожалением пояснила я.
Олег нетерпеливо кашлянул.
— Я в том смысле, что долго получилось, — заторопилась я. — И тут появляется Очаро… ой, то есть Светлана. Плохо ей стало. Ну, я в коридор выхожу, к зеркалу поворачиваюсь и вижу — там, на балконе в смысле, кто-то падает. Я так испугалась…
Я всхлипнула и вытерла слезу.
— А какие у тебя отношения со Смирновым были? — осторожно спросил Ефимов, и я чуть не поперхнулась.
— Что?! Это ты на что намекаешь?!
— Ну, ты так эмоционально рассказываешь.
— Знаешь что, не придумывай. Для человека, который стал свидетелем ухода коллеги в мир иной, я нормально переживаю. У меня в прошлом году хомячок ручной сдох, так знаешь, как я переживала? Два дня есть не могла.
Ефимов покосился на мою тощую фигуру и ничего не сказал. Должно быть, поверил.