Прощай, мое мужество
Шрифт:
Не знаю поверили они мне или нет, но после моего рассказа одним слухом о кровавых злодеяниях Басаева на Ставрополье должно было стать меньше.
В вертолете я обрадовал комбата тем, что нас приняли за чеченцев, а наш Ми-8 за чеченский "Камаз", в который мы потом сели и улетели на аэродром.
– А деда, говорят, в реанимацию повезли.
– открыто сокрушался я и по-моему от этого комбату было невесело.
– Боятся, что не довезут…
Кое-кто из бойцов стал в этот откровенно ответственный момент стал улыбаться и тут я, не выдержав, и рассмеялся. Маркусин облегченно вздохнул, но
Когда наш борт приземлился на аэродроме и по-автомобильному заруливал на свою стоянку, мы увидали, что лежавшие на траве тела боевиков исчезли. Не было и брезентового полотна, на котором их притащили. Чуть позже нам сказали, что трупы забрали с собой прокурорские и милицейские работники. Там, в городе для хранения трупов боевиков был приспособлен грузовик-рефрижератор.
А тела мирных жителей Буденновска, погибших в первый день нападения, уже к вечеру того же дня всех свезли в городскую баню. Там на кафельном полу они и лежали, пока не установили личности убитых, после чего их забрали родственники.
Еще стало нам известно, что в город приехал известный правозащитник, то ли Ковалев, то ли Кораблев. С ходу он предложил свои услуги, как посредника, в переговорах наших властей с Басаевым. Московский правозащитник был категорически против операции по штурму больницы и призывал наше руководство выполнить все условия боевиков. Но наши правители были настроены решительно и воинственно и услуги правозащитника быстренько отклонили.
На свою беду незадачливый правозащитник стал высказываться против проведения штурма и выполнения всех условий боевиков уже на улицах города, пытаясь собрать вокруг себя местный электорат и журналистов. Но речи заезжего московского гостя, оправдывающего в некоторой степени действия Басаева и его боевиков, явно не пришлись по душе местным жителям, испытавшим за считанные дни столько горя и страданий. Буденновская общественность от услышанного вскипела и пришла в ярость - правозащитник был взят в плотное кольцо женщин, которые от души и вволю намяли ему бока. Проезжавшими мимо милиционерами залетный гость был вызволен из осады и доставлен в безопасное для него место.
Говорят, что в городе его потом не видели и не слышали.
Глава 5.
ДЕНЬ ВОЕННОГО МЕДИКА.
– Ну вы можете меня хоть целый день поздравлять, а все равно я вам ничего не налью.
– Сказал нам утром доктор, потягиваясь и зевая.
– Это почему же?
– спросил Ротный.
– Потому что сегодня - День медика. А ни вина, ни водки, ни спирта у меня сейчас нет.
– объяснил именинник.
В моей сонной голове сквозь рой различных мыслей стало пробиваться что-то важное и ценное… Но я пока никак не мог понять, что же именно так упорно рвется наружу…
– Ну давай я тебя хоть поздравлю и руку пожму.
– сказал Маркусин, вставая со своей кровати.
Тут меня наконец-то осенило… Ведь именно сейчас подвернулся очень удобный момент замолвить слово за Васятку:
– Товарищ майор, мой Ермаков тут недалеко живет. У него этого вина - целый подвал. Может заскочим как-нибудь?
И во всем отсеке воцарила внезапная тишина… Даже солдатские кровати скрипеть перестали… Все
– Ну ты загнул!… Кто же нам разрешит в селе вертолет посадить?… - из-за кажущейся бесперспективности данной затеи комбат пребывал в мрачных раздумьях.
– А мы сколько раз садились возле населенных пунктов?!… Да и на наших солдат надо пару простыней на подшиву взять. А то ходим - неделю не подшиваемся.
– приводил я железобетонные аргументы в пользу своей рационализаторской идеи.
– Во-во.
– подхватил доктор. И подшиву захватим и винца наберем.
– Да у нас тары нету.
– продолжал сомневаться Маркусин.
– А мы найдем.
– сказал свое слово домовитый ротный.
– Или всю бочку захватим.
– Да кто вам столько подшивы даст?
– сопротивлялся комбат.
– Нас тут за сорок человек.
– Ермаков! Ты найдешь подшиву?
– спросил я в темноту.
Положительный ответ не заставил себя долго ждать…
– Хоть пять простыней заберу.
– раздался из тьмы голос Василия.
– Ну ладно, я поговорю с командиром борта.
– наконец-то согласился майор.
После завтрака комбат уточнил у Ермакова название его родной деревни и пошел договариваться с командиром нашей вертушки.
– Все нормально.
– сказал он вернувшись.
– Но кроме нашего экипажа, придут еще летуны с нашей второй восьмерки и двух Ми-двадцать четвёртых. Ищите тару побольше.
Когда мы были на обратном пути из первого облетного маршрута, комбат позвал Ермакова из кабины летчиков:
– Показывай, где можно поближе сесть к твоему дому.
Первая попытка была неудачной, едва я с двумя солдатами выскочил из вертушки, как Ермаков развернулся обратно.
– Мы на другой стороне сели.
– сказал он на борту комбату.
– Сейчас покажу где ближе.
Во второй раз вертолет приземлился в десятке метров от чьего-то огорода.
– На все-про-все у вас пять минут.
– прокричал мне Маркусин.
Я мгновенно десантировался из вертолета. В правой руке у меня был Винторез, в левой небольшая пятилитровая канистра. У Ермакова и второго солдата автоматы были закинуты за спину, а в руках они держали всю найденную нами тару для вина.
По овечьему загону мы забежали в село. На шум вертолета из домов на улицу выбегали сельчане, но, увидав нас, опять пытались скрыться. Несколько испуганных рослых мужиков с легкостью перемахнули через заборы да плетни, растворившись затем среди кустов, деревьев и строений…
– Ну все, теперь вся деревня тебя боится.
– На бегу крикнул я Ермакову.
Ничего мне не ответив, солдат по спинам и другим частям тела безуспешно пытался определить своих убегающих сельчан.
Во двор к Ермаковым мы забежали со стороны огорода через широкую калитку, сколоченную из жердин и предназначенную для загона домашнего скота…
– Бабка! Это я! Где вино!
– с ходу крикнул солдат дородной старухе, стоявшей на крыльце дома.
Она громко запричитала по-старушечьи, но тем не менее указала рукой на сарай, к которому мы тут же и направились. Престарелая родственница пришла в себя и стала медленно спускаться во двор, причем не переставая голосить…