Прощайте, серебристые дожди...
Шрифт:
— За магарычом дело не станет.
У Загидуллина взгляд доверчивый, лицо сияет от удовольствия.
— По рукам, что ли? Остальные смеются.
Понимая, что от насмешек ему теперь не избавиться, старшина сделал равнодушное лицо: говорите, мол, что хотите.
— Что же, старшина, "молчишь? — вкрадчиво спрашивал Титов и, не удержавшись, расхохотался. — Речугу спою перед хозяйкой по бумажке читать будешь или на память выучил?
— Заткнись! — не выдержал старшина.
— Как ты сам себя в той речи
Весь отряд уже знал, что старшина идет в Холминки, чтобы вымаливать себе прощение. Все понимали, что старшина еще легко отделался… За мародерство по головке не гладили.
— Смейтесь, смейтесь, ребята, — отвечал старшина. — Посидите у меня недельку-другую без мяса, вот тогда я послушаю, как вы запоете.
Неизвестно, как долго продолжался бы этот спор, если бы их не нагнал Артист.
— Подрывники — на правый фланг, группа прикрытия — на левый! — приказал он.
Партизаны, построившись цепочкой, направились своей дорогой, Азат со старшиной — своей.
Пеструшка, видать, не любила спешить. Старшина, сколько ни старался, не смог навязать ей более быстрый темп. Хотя старшина и делал вид, что не обращает внимания на насмешки, но партизаны доняли его. Вот идет он рядом с Азатом, криво усмехаясь и беззвучно шевеля губами.
— До войны я служил в интендантской части, — неожиданно заговорил старшина. — Вот была житуха! Лопай сколько хочешь.
Азат не совсем понимал своего спутника. Почему вдруг он заговорил о житухе и жратве?
— Всех насквозь вижу: пожрать любит каждый, — все больше оживляясь, продолжал старшина. — Я, помнится, перед самой войной на свадьбе так объелся, что целую неделю животом мучился.
Азату стало тоскливо. Неужели в жизни самое главное — сытно поесть? Сейчас надо думать, как они попадут в Холминки, и о том, как они оттуда целыми и невредимыми выберутся. Это главное! Чего он привязался к кастрюле и сковородке?
Если бы в эту минуту старшина оглянулся на своего спутника, возможно, он оборвал бы свои воспоминания на полуслове.
— Деревенский погреб — это да! — громко рассуждал он. — Особенно летом. Помнится, еще мальчишкой залез я в соседский погреб. Там одной сметаны было три кувшина! Вот наелся так наелся, во веки веков не забуду. А еще…
Азат сердито сказал:
— Давай помолчим!
Они теперь шли, минуя тропинки. Под ногами шуршала прошлогодняя листва.
Старшина, как видно, отлично ориентировался в лесу. Когда они подошли к опушке, оказалось, что до села рукой подать. Между лесом и селом лежала небольшая речка.
— Вон церковь, — проговорил Азат, узнавая знакомые места. — Дом учителя под зеленой крышей. Видишь три тополя — там школа. В ней теперь полицейский участок…
— Да тише ты! — зашипел старшина. — Мне что-то не нравятся твои
— Чем же они тебе не нравятся? — засмеялся Азат, скрывая волнение.
— Видишь, улица пустая и на огородах ни души. Это неспроста.
Теперь и Азат заметил, что село будто вымерло.
— Может, сходить на разведку?
— Я тоже об этом думаю, однако погодим. — Рука старшины легла на плечо Азата.
Сколько Азат ни. глядел, ничего подозрительного не увидел: мало ли по какой причине селяне убрались по домам!
И он предложил:
— Я мигом сбегаю до крайней хаты!
— Да помолчи ты! Тут дело серьезное.
Не успел он это сказать, как где-то, кажется возле церкви, заурчал мотор. И через минуту грузовая машина, набитая фрицами, пронеслась через село в сторону города.
— Вот бы ты сунулся! — погрозил Азату старшина. — Надо слушаться старших!
— Вон ребята вышли! — воскликнул Азат.
— Значит, немцев, нема. А теперь прямым ходом направляемся вон к той хате. Разувайся быстрее и штанины засучивай.
Корова никак не хотела выйти из речки, она пила, точно целый год воды не видела.
— Ну-ка вдарь!
Корова замычала громко, точно жалуясь, что ее стеганули солдатским ремнем.
— Дом свой чует! — ласково проговорил старшина немного погодя. — Смотри, как припустила!
Не успели они подойти к хате, как навстречу им вышла женщина. Она держала за руки двух девочек.
— Вот, привел обратно, — вздохнул старшина. — Принимай, хозяйка, по акту…
Шутке никто не улыбнулся. Девочки почему-то опустили глаза. Крестьянка строго молчала.
Азату стало неловко, поэтому он сказал:
— Нашему старшине здорово попало за Пеструшку.
— Живем-то как, — тихо заговорила женщина, — фашисты все разграбили, разорили. Привели Пеструшку, и ладно. Я ведь понимаю. Вам тоже несладко в лесу. Спешите, люди добрые, не ровен час, враги могут нагрянуть.
— Я мигом, только к учителю сбегаю! — И Азат выскочил на улицу.
— Карабин оставь! — крикнул старшина ему вдогонку. На площади Азат невольно замедлил шаг. Вот тут стояла Маринка под охраной полицаев. Тогда, помнится, на глазах у всех она сорвала с головы пуховой платок… Где она «мытарствует сейчас? Куда занесла ее горькая судьба?
Прежде чем пробежать мимо полицейского участка, Азат настороженно огляделся. И не зря. Из-за угла, как ему показалось, кто-то за ним наблюдает. От вражьего взгляда даже спина заныла. Из-за угла опять выглянули: это был Верзила!
Азат во всю мочь пустился обратно. Скорее, пока не поздно!
— Погоня! — крикнул Азат, с ходу перелезая через плетень.
Оба партизана перебрались через речку и юркнули в кусты. Только бы до лесу добраться, а там не страшно. Однако Верзила продолжал преследовать их.