Проще убить, чем…

Режабек Александр

– Что вы хотите? – не слишком оригинально спросил я.

– Что я хочу? – в трубке раздался смех. – Ларису Ивановну хочу. То есть Марию Витальевну. Всю целиком и без остатка. А вас – нет. Вы мне не нравитесь. И знаете, Родик, я ведь вчера стал другим человеком.

– Что вы имеете в виду? – вежливо спросил я, не ожидая ничего хорошего. Я насмотрелся достаточно фильмов и знал, что у милиции есть способы выяснения, откуда ведется телефонный разговор, поэтому, как мог, старался затянуть беседу

– Я вчера родился заново, – продолжал голос. –

До этого дня думал, что поклоняются только прекрасным женщинам, таким как Мария Витальевна, но вчера понял, что единственным никогда не предающим и не изменяющим своему почитателю предметом поклонения является Смерть. Вы не представляете, как прекрасна стала эта убогая старуха в своей смерти. Как чудно и трогательно она всхлипнула, когда я вонзил в нее нож. А что стоят эти драгоценные рубины, капли ее крови, забрызгавшей мою одежду. Радуйтесь, Родион Николаевич, меня больше не интересует Мария Витальевна. Она всего лишь красивая кукла, как и все.

– Так вы больше не будете преследовать Машу? – с надеждой спросил я.

В трубке снова раздался смех.

– Дорогой мой Родион Николаевич! Ну, конечно же, нет. Да я ее и не преследовал. Я лишь пытался заинтриговать ее, обратить на себя внимание. Но она не правильно меня поняла, увы. Как и вы. Видите, я расчувствовался и заговорил в рифму… Нет, я не собираюсь ее преследовать. Успокойтесь.

Я с облегчением вздохнул.

– Так вы не будете больше сюда звонить?

– Звонить? Вам? Опять? Зачем? – спокойно ответил голос. – У меня теперь новое божество, которому нет равных. Это – Смерть. Ей я буду теперь поклоняться и оказывать знаки внимания.

Я насторожился.

– Знаки внимания смерти? – удивленно спросил я.

– Конечно, голубчик, – терпеливо ответил голос. – Вы же дарите любимой женщине подарки, так чем же я отличаюсь от вас? А моя желанная – женщина капризная и любит, когда ее балуют.

– Хорошо, Эдуард Анатольевич, ведь вас так, кажется, зовут. Я рад, что вы нашли себе предмет поклонения и, надеюсь, найдете ему подходящий подарок.

– А что его искать? – удивился голос. – Он давно уже найден.

– И что же это? – не без интереса спросил я.

Снова раздался смех.

– Вы излишне любопытны, Родион Николаевич. Но я скажу. Только вот не уверен, можно ли назвать это «что». Это скорее «кто», а не «что». Жизнь Марии Витальевны. Если уж старуха была так прекрасна в смерти, то какого же величия достигнет, умерев, начинающая актриса. Это будет ее лучшая роль.

Голос исчез, в трубке назойливо зазвучали короткие гудки прерванного разговора, а я стоял, совершенно опешив.

Машка испуганно на меня посмотрела, видимо, эмоции невольно отразились на моем лице.

– Что он сказал? Говори сейчас же, – с настойчивостью отчаяния обратилась она ко мне.

Я с сомнением взглянул на Скворцова, вряд ли Маше стоило слышать этот разговор. Тот вроде вначале заколебался, но потом решительно сказал:

– Я считаю, что как заинтересованное лицо Мария Витальевна

имеет право знать содержание разговора. Извините за то, что сейчас будет сказано, Маша, но, чем сильнее вы будете напуганы, тем больше вероятность, что вы серьезно отнесетесь к своему положению и не будете видеть в ваших охранниках, скажем, партнеров по игре в «кошки-мышки». А такие случаи бывали и заканчивались иногда очень плохо. – Он повернулся ко мне. – А вы, Родион, включите, пожалуйста, запись.

Я заметил, что он начал называть нас по именам, и мне это понравилось. Странным образом такое дружески-домашнее обращение вселяло большую уверенность в поимке маньяка, чем подчеркнуто официальное по имени-отчеству. Я начал на кнопку воспроизведения. Все внимательно вслушивались в скрежещущий голос неизвестного. Услышав его последнюю фразу, Машка в ужасе прикрыла рот рукой.

– Абсолютно больной, потерявший представление о реальности, самовлюбленный псих, – серьезно констатировал Скворцов.

– И любитель театральных эффектов, – поддержал его толстяк Паша.

Я принес коньяк, но менты пить отказались. Скворцов сказал, что с удовольствием составит нам компанию, когда поймают Хлопотуна. Пожав плечами, я налил себе и вопросительно посмотрел на Машу. Беременная-не беременная, а чуть расслабиться ей явно было необходимо. И она, поколебавшись, согласилась.

Я отвлекся, пока занимался выпивкой, и начала разговора между ментами не слышал. Выяснилось, что они обсуждают, кому сегодня заступать на вахту по Машкиной охране. Марат вызвался добровольцем.

– Пусть Пашка к жене идет, – сказал он. – А я парень холостой, меня дома никто не ждет, и даже, если паду стрелой пронзенный, никто обо мне не заплачет.

– Дурацкие и неуместные шутки, – отчитал его Скворцов. – Зря ты вообще хорохоришься. Недооцениваешь Хлопотуна. Судя по тому, как говорит, это грамотный и разбирающийся в психологии человек. И решительный. Если убийство пожилой женщины – первое в его жизни, то с профессиональной точки зрения ему можно поаплодировать. Чтобы так, не пройдя специальной подготовки, нанести единственный, но смертельный удар, распоровший сердце, требуется недюжинная сила воли и много везения.

Марат несколько сник.

– Да это я так, – извиняющимся тоном сказал он. – Просто хотел немножко поднять настроение.

Я попытался переключить разговор на более актуальную тему, розыск Хлопотуна, и задал майору соответствующий вопрос.

– Да нет, – ответил Скворцов. – Пока ничего конкретного у нас на Хлопотуна нет. Как вы знаете, адрес на конверте был ложный, а предварительная экспертиза показала, что орудие убийства тщательно вытерто. Мы, когда вы с Машей были на работе, повторно осмотрели квартиру потерпевшей и снова искали отпечатки пальцев. А от них, хотя их много и принадлежат они разным людям, проку ноль, пока нет реального подозреваемого. Отпечатки пальцев – это вообще-то средство доказательства вины, а не поиска виновного.