Прощение
Шрифт:
Я все еще думаю, что этот день был самым счастливым днем моей жизни в промежутке между гибелью сестер и моей свадьбой.
Я хранила память о нем.
Я не рассказала об этом ни Клэр, ни даже Серене. Это как если бы я нашла счастливый камушек, хранила его в кармане джинсов так долго, что он вытерся о ткань, и никто уже не сомневался, что это не простой камень. Точно так же как кольцо, сплетенное из волос моих сестер, напоминало мне о том, чего никто не мог знать, этот день принадлежал только мне, всегда и в вечности. Ничто не могло этого изменить.
Глава одиннадцатая
Возвращение домой, после того как я гостила у Сассинелли в Кейп-Коде, далось мне с большим трудом.
Не из-за Мико, которого
Я думаю, что он понимал, насколько неуютно нам будет вместе. Я почувствовала что-то вроде облегчения, когда в аэропорту меня встретили мистер и миссис Сассинслли с Сереной и сообщили, что Мико уехал. Облегчение, но, не буду скрывать, смешанное с разочарованием. Однако мне хватило ума не расстраиваться, потому что представить Мико в качестве моего парня... Полететь на Сатурн было бы реальнее. Большинство девочек, которые учатся в школе вместе с ребятами-немормонами (даже в Юте есть такие), встречались и даже ходили на свидания с ними. Когда ты с понедельника по субботу живешь в одном ритме, то в воскресенье хочется чего-то другого.
Так или иначе, но я была рада, что Мико не было, потому что у меня и так голова была только им и забита. Я молилась о том, чтобы забыть тот июньский день, который провела в его доме. Однако каждое утро память расцвечивала его все новыми красками.
За две недели в гостях у Сассинелли у меня была возможность забыть обо всех невзгодах, которые послала мне жизнь.
С того самого момента, как я села в самолет, я стала просто Ронни Свон, девочкой с кудрявыми волосами, которая умела хорошо держаться в седле и ни разу в жизни не ходила в школу (таким представлялось домашнее обучение друзьям Серены).
Мне было весело.
Было по-настоящему отрадно ощущать себя не «бедной сестрой Вероникой», или «той, у которой убили сестер», или «старшей дочерью Лондона», или «девочкой бедняжки Кресси». Я ощущала себя свободной от двух маленьких каменных рук на могилах моих сестер, которые и в смерти были связаны со мной так же крепко. Я не чувствовала за собой никакой вины. Я носила траур много лет – так в викторианскую эпоху носили черные юбки и шляпки. Все это время за мной следили журналисты, желавшие сделать репортаж с места событий «спустя год». В тех же статьях они писали о том, как Скотт Эрли отбывает свой срок. Мне хотелось выйти на свет и посмотреть, как живут другие. Я не то чтобы не могла смириться с тем, кто я, – просто не хотела быть тенью. Мои родители знали об этом. Они знали, что поездка не изменит меня, как не меняет мормона миссионерство. Выполнив свою миссию, человек возвращается обогащенным. Я отправлюсь за новыми впечатлениями, но не стану жить только ими.
Накануне моего отъезда папа цитировал строки из произведения одного поэта, который писал о том, что, покидал дом, мы уже думаем о возвращении. Отъезд нам нужен, чтобы по-новому взглянуть на привычное.
– Нет ничего плохого в том, что ты уезжаешь, Ронни, – сказал он мне. – Это нормально.
Хотя я никогда не говорила ему об этом, он понял, что Скотт Эрли отнял у меня чувство свободы, которое я испытывала, когда смотрела на холмы, на наш дом. Многие годы маленькая картина, которая вмещала мой мир (наш дом у подножия гор, моя комната, магазин Джеки и Барни), была для меня самым главным и ценным достоянием. Однако теперь этот мир был разрушен на моих глазах. Я хотела увидеть себя за пределами сметенного мира. Я хотела проверить, можно ли восстановить чувство принадлежности к нему. Я хотела снова ощутить близость к тем, кто меня воспитывал и с детства был рядом со мной.
Сассинелли были частью этого мира, но не принадлежали к нашей тесной общине. Билет на самолет, который они выслали, был на самом деле билетом в страну чудес. Мои родители вежливо возразили против того, чтобы Сассинелли взяли на себя такие расходы, но они настояли, сказав, что я заботилась
Итак, я впервые отправилась в путешествие по воздуху. До этого мы ездили во Флориду к бабушке (опыт незабываемый, потому что Рути тогда было около трех лет и мы останавливались каждые двадцать минут, чтобы посадить ее на горшок), а также к тетям и дядям в Солт-Лейк или в Мезу. Я знала, сколько продлится полет, ведь это было путешествие от одного побережья к другому, поэтому захватила с собой биографию Чарльза Линдберга и роман. Но я даже не открыла книгу.
Я была так смущена всем вокруг. Меня отвлекали кино, пассажиры, сервировка обеда, даже арахис в пакетах. Полет прошел незаметно. Маленький самолет на восемь мест, который доставил меня из Бостона в аэропорт Барнстебл, мог бы напугать, но то, что он летел так низко, наполнило мою душу каким-то благоговением. С небольшой высоты можно было рассмотреть все: озера, водопады, яхты, похожие на крылья. Мне нравилось ощущение невесомости при взлете, во время самого путешествия и при посадке. Я подумала, что судьба подарила мне возможность ощутить себя птицей. Наверное, так чувствует себя орел в полете, – обтекаемый воздушным потоком, свободно парящий в высоте.
Когда мы прибыли в дом Сассинелли, который был таким же красивым, как и дом в Юте, но не настолько большим, мне показали мою комнату. В ней стояла кровать размером с озеро, о подушек на кровати было больше, чем во всем нашем доме. Я провалилась в сон на десять долгих часов.
Меня не мучили сновидения. Я не проснулась вся в поту. Меня разбудили птицы. За окном виднелся кусочек голубого неба, по которому проплывали белые перистые облака. Окно находилось прямо над моей головой, и мне казалось, что небо совсем близко от меня. Я повернулась на бок и снова заснула еще на полчаса. Так, наверное, чувствуют себя люди на курорте.
Наутро я отправилась с Сереной на работу и смотрела, как она учит детей плавать в «пруду» (так они здесь называли озера). Серена в своей форме показалась мне другим человеком. Она была очень красивой, мягкой и доброй. Дети относились к ней с большим доверием, даже те, кто боялся воды. Стоило ей появиться в своем красном купальнике и в длинной рубашке без рукавов с надписью «Спасатели Велфлит», как они бежали ей навстречу. Ее прямые черные волосы были собраны в пучок. Я представляла Серену в легкомысленном бикини, которое не оставляло никакого простора для фантазии. Оказалось, однако, что Сассинелли были очень строгими родителями. То, что делала Серена в Юте, должно было произвести на нас большое впечатление. Она сама призналась, что каждый переживает период «бунта восьмиклассников». Ее купальник был раздельным, но очень скромного фасона (не для меня, а для нее). Пока она учила детей, я плавала, пересекая озеро туда и обратно. Мне казалось, что у меня вывихнутся руки в плечах. Да, наш ручей нельзя было даже сравнить с этим просторным водоемом. Мне повезло, что у меня были такие сильные мышцы.
В тот вечер я впервые съела омара (благополучно забыв о том, что от устриц у меня была крапивница). Я решила, что это – суперделикатес. Я привезла чеки, которые собрала на собственные сбережения, но Сассинелли платили за все, словно деньги не имели для них никакого значения.
Они рассказали мне, почему часть года проводят здесь.
Миссис Сассинелли попросила называть ее по имени, Джеммой. Она выросла в Бостоне, там же познакомилась со своим будущим мужем.
– Здесь собственность стоит настолько дорого, что надо быть кинозвездой, чтобы жить в доме на воде, – рассказала миссис Сассинелли. – Когда дети были маленькими, я не хо тела тратить все свое время на то, чтобы неотступно следить за ними.