Просчитать невозможно
Шрифт:
– Я – Бандит. «Рапсодия», как слышишь?
– Я – Рапсодия. Слышу хорошо. Как у тебя обстановка?
– Откопали выход… Выпускаю Беслана Байрамирова… Как у нас с обеспечением его безопасности?
– Все нормально… Рыбак дал приказ пропустить его… Без оружия…
– С оружием. Я дал ему трофейный штурмовой пистолет.
– Зачем?
– Так надо.
– Не понимаю… Могут возникнуть сложности.
– Так надо, командир. Под мою ответственность…
– Хорошо. Кордебалет сейчас свяжется с генералом. Можешь выпускать…
Сохно оборачивается к Беслану.
– Иди… Даю тебе
– Две недели?
– Две недели.
– Я хотел управиться в три дня…
– Ты против двух недель? Нечем будет заняться?
– Я не против. Есть, чем заняться.
– Тогда – иди.
– Пропустят?
– Генерал Сомов дал команду пропустить.
– Кто это?
– Он командует операцией. Хороший мужик, понимающий.
– Спасибо… И генералу тоже – спасибо…
– Живи… И… еще просьба… Забудь навсегда, что ты видел здесь какие-то рюкзаки… Понимаешь? Услуга за услугу. Я помог тебе, ты помогаешь мне… Забудь… И… возьми с собой… Мать и сестер кормить надо… – Сохно вкладывает в руку Беслана пачку долларов – десять тысяч в банковской упаковке.
– Как?… Что?… – не понимает Беслан такого щедрого жеста.
– Ты же через две недели пойдешь в прокуратуру…
– Да.
– Кто их кормить будет?
– Некому.
– Вот и прокормятся… Бери…
Беслан краснеет, но рука сжимается сама собой и прячет деньги во внутренний карман куртки.
– Спасибо…
Если бы Сохно умел краснеть, он тоже покраснел бы, потому что ему стыдно…
2
Первый взгляд нового гостя, шагнувшего за порог, непонимающий. Не растерянный, а именно непонимающий. Вообще, судя по лицу, этот властный взгляд растерянным быть не может.
– А ты кто такой? – сразу и резко спрашивает вошедший.
Он явный кавказец, но говорит совсем без акцента. И одет вполне цивильно, при галстуке, выглядывающем из-под мохерового шарфа, от всех обыкновенных кавказцев, ошивающихся на базарах и возле них, отличается тем, что гладко выбрит. Полностью цивилизованный и урбанизированный человек с претензией на интеллигентность.
Сохатый улыбается.
– Гость этого дома…
– Где Халил?
Сохатый кивает в сторону комнаты. Второй кавказец без пистолета. Но у него руки, как стволы крупнокалиберной пушки. Такими руками только бронированные двери пробивать. Головой, похоже, можно делать то же самое, без всякого ущерба для себя. По крайней мере, лицо откровенно сообщает об этом, словно на лбу вывешена надпись.
– Присмотри за ним… – Интеллигентный и властный кивает напарнику в сторону Сохатого и неосторожно поворачивается к Дым Дымычу спиной.
Так поворачиваться означает не уважать противника. Но все законы боевых действий и даже простых спортивных единоборств говорят о том, что нельзя неуважительно относиться к противнику, которого не знаешь, что Дым Дымыч тут же и доказывает.
Тяжелая рука второго кавказца похлопывает Сохатого по плечу. Не с размахом, но с откровенным желанием наглядно объяснить весомость этих лапищ. На лице нарисована радостная
Первый кавказец медленно, с недовольным лицом оборачивается на звук падающего тела, уверенный, что увидит одну картину, но видит другую. Однако поднять опущенный ствол пистолета не успевает, потому что Сохатый бьет его ногой в печень и заставляет упасть на колени в другом конце коридора. Отлетевший пистолет сразу уходит в руки нежданного оппонента, хотя интеллигентный и властный кавказец пытается нащупать его на полу рукой.
К сожалению, с собой Дым Дымыч взял только две пары наручников. Но в жилой квартире всегда найдется что-то, необходимое для использования в качестве подручных средств. Заглянув в ванную комнату, Сохатый просто срывает веревку, на которой над ванной вывешивают выстиранное белье, и связывает ею одного и другого по проверенному спцназовскому методу, в просторечье называемом «баба-яга». Руки стягиваются за спиной, конец веревки петлей охватывает горло и тянется снова за спину, обхватывает одну из ног в лодыжке. В этом случае ни руками, ни ногой пошевелить невозможно – сам себя рискуешь удушить. И, если желаешь дышать нормально, то ляжешь на бок, придавив руку и ногу, и постараешься не шевелиться.
Дым Дымыч, взяв за шиворот, как тяжеленные кули, перетаскивает связанных в комнату. И видит испуг на лицах первых чеченов. И этот испуг становится ему понятен. Чечены, живущие в одном городе, обычно знают друг друга хотя бы в лицо.
– Они тоже пришли за деньгами? – спрашивает Дым Дымыч.
Муса кивает головой, не в силах произнести ни слова пересохшим ртом. Глаза готовы из орбит выскочить. Халил выглядит не лучше, но у этого во взгляде и злость, и отчаяние, эту злость пробуждающее.
– Убей их… – говорит Халил. – Убей, или они убьют тебя…
– Кто это? Что за парни?
Интеллигентный и властный пытается пошевелиться и повернуть голову, но метод связывания доставляет, видимо, ему некоторые неудобства, и он только злобно, по-волчьи хрипит. Натуральный хищник, попавший в сети, чувствует свое бессилие.
– Убей… – настаивает Халил. – Убьешь, я буду говорить…
– Я посажу тебя в одну камеру с ними… Если говорить не будешь…
Теперь и Халил пугается не на шутку.
– Это убийцы… Тот, Немой… – он кивает в сторону громилы с мощными руками: – Настоящий палач… Его так и зовут – Хасан-палач… Или – Немой Палач… Второй еще хуже… Второй чужими руками убивает… Убей их… Иначе их завтра же выпустят… Убей… Мы подтвердим, что они оказывали сопротивление…
– Их не выпустят.
– Они всегда откупаются…
В дверь снова звонят. Долго и требовательно. Сохатый смотрит на часы.
– А теперь кто?
– Не знаю… – обреченно говорит Халил.
Дым Дымыч вздыхает, вытаскивает пистолет и идет к двери. Выглядывает в «глазок» и видит людей в касках и бронежилетах. Оказывается, «альфовцы» поторопились «выручить» задержанных чеченов, тоже зная способности Сохатого к развязыванию языков.