Просчитать невозможно

Самаров Сергей Васильевич

Абдул слишком опытный полевой командир, чтобы немедленно возвращаться. И не страх его гонит в сторону, не страх заставляет превозмогать боль и характер, а понимание ситуации. Стену лбом не прошибешь, и автоматную очередь, направленную в грудь, не отодвинешь рукой, к тому же сломанной.

Периферийным зрением он видит, как неподалеку мелькают такие же бегущие, как и он, отстреливающиеся тени. Определяет сразу, как не однажды определял раньше, в ходе боя подобные ситуации – с ним осталось только два человека. Трое погибли в засаде. Надо выходить и уходить как можно быстрее. Ни о каком возвращении не может быть речи. И не пойдут за ним эти двое, даже если он решит вернуться. Они – не его бойцы. Они чужие, и другого человека

зовут своим эмиром, а ему только помогают по воле своего эмира. И не пойдут за Абдулом почти на верную смерть…

Сразу за кладбищем они собираются вместе. Боевики смотрят настороженно, с испугом.

– Куда вы смотрели? – сухо спрашивает эмир Абдул. – Как засаду прозевали?

– Это мы т-тебя должны спросить, к-куда ты нас привел? Отк-куда т-там засада? – зло спрашивает в ответ один, заика.

– Я час назад пришел сюда. Откуда я мог знать о засаде? Вы целый день здесь сидите. Должны были увидеть…

– Ты привел их за собой! Троих наших убили, как и весь твой джамаат!

Вот что значит воевать с чужими моджахедами. Они не очень-то считаются с авторитетом эмира Абдула. Разве могли себе позволить его воины сказать такое? Он сразу пристрелил бы дерзкого. К тому же, видимо, они правы.

– Кто видел, что за парни в нас стреляли?

– «Краповые»…

Теперь эмир Абдул понимает, что они охотились именно за ним. И не случайная это засада, совсем не случайная. И не случайно они Беслана отпустили, совсем не случайно – они использовали бывшего снайпера как наживку, на которую должна клюнуть такая крупная рыбка, как эмир Абдул Мадаев.

– Уходим… Они наверняка начнут преследование… «Краповые» всегда цепко след держат… Соба-аки… Уходим!

– Не т-туда, – вдруг говорит один из моджахедов и ловким движением вырывает из руки Абдула автомат. Второй наставляет на него свой, предоставляя возможность первому без сопротивления взять и пистолет, а потом и снять с его плеч сумку. Ту самую сумку, в которой лежит единственный оставшийся миллион долларов.

– Что? Что такое? – не понимает Абдул.

Он и эту ситуацию не просчитал. Во второй раз сегодня ошибся.

– П-пока не вол-лнуйся.

– У нашего эмира тебя кое-кто ждет. Вагап велел тебя на базу доставить.

– Я туда и хотел. Отдай оружие…

– Вп-пер-ред! – и ствол автомата подталкивает Абдула под ребра.

Это больно. Это, кажется, даже больнее, чем привычная боль в руке и ноге.

А главное, это оскорбительно…

Абдул поворачивается резко в сторону, показанную вторым автоматным стволом. Теперь справа от него дальний хребет, над которым уже четко прорисовывается розовый контур – приближается рассвет.

* * *

Теперь уже они идут через более обжитые места. Обходят соседнее село стороной – там местное население не слишком надежно. Много родственников тех, кто служит в нынешнем правительстве и его структурах в Грозном. Зайдешь в село отдохнуть или перекусить, могут снова «краповые» на след сесть. Почуяв их, поднимают лай собаки. По нынешним временам, наличие собак в селе говорит только об одном – здесь люди живут не голодно, им и собак есть, чем кормить.

Эмир Абдул сначала пытается полностью контролировать ситуацию. Регистрирует каждое движение своих непредвиденных конвоиров. Кто не так ступает, кто при встрече с деревом или с камнем ствол не в ту сторону отводит, чтобы систематизировать сведения, и использовать в подходящий момент. Потом боль в ноге и в руке так донимают его, что становится не до контроля. Но мужской характер не позволяет эмиру Абдулу попросить устроить короткий привал. А сами они не догадываются. Не желают понять скудным своим умишком, что он уже несколько суток не имел полноценного отдыха, что он до кладбища-то, где они встретились, еле-еле добрался. Правда, там ему эти же люди сделали перевязку. Длиннобородый делал, тот, которого, похоже, убили или захватили в плен «краповые».

Этот длиннобородый по гражданской профессии то ли фельдшер, то ли ветеринар, и повязки сделал профессионально. При этом авторитетно заявил, что рука сломана в лучевой кости, а на ноге простой ушиб, который не стоит внимания. Но сам эмир Абдул в ранах и ушибах понимает не меньше ветеринара и знает хорошо, что разрыв мениска определить на глазок невозможно. Нужен рентген. И с разрывом мениска много не походишь. Нужна операция, а потом гипс на колено…

Тем не менее он упорно идет, уже думая только о том, как ступить удобнее, чтобы не вызвать новый приступ горячей боли. Это всегда неприятно, когда боль становится горячей. Жар не задерживается в ноге, он по телу проходит и к голове поднимается. И делает горячей голову. В таком состоянии трудно думать, и уж совсем невозможно ситуацию контролировать так, как он хотел это сделать. И при этом Абдул понимает, что ему, в принципе, и не нужен этот контроль. Если бы люди эмира Вагапа были простыми бандитами, которым захотелось захватить миллион долларов в его сумке, они уже пристрелили бы его и ушли вместе с сумкой, куда глаза глядят. А глаза у таких людей всегда глядят в сторону границы… Но – нет. Они ведут его на север, к базе Вагапа. Это значит, что сказали правду. Кто-то к эмиру Вагапу прибыл или собирается прибыть. Кто-то, кто желает прояснить ситуацию.

Выигрышное положение Абдула в том, что только он один и может исправить создавшуюся ситуацию. Он один видел в лицо людей, которые похитили деньги, предназначенные для дела. Правда, второго, предателя, того, которого зовут Макаром, боевики хорошо знают. Но они не знают в лицо подполковника спецназа. И никто не знает его фамилию. И Абдул тоже не скажет им, что не имел возможности как следует рассмотреть лицо. Он скажет, что лицо помнит. С Макаром-предателем все может случиться. Тот же подполковник не пожелает делиться и пристрелит его. Это возможный вариант… Как тогда искать деньги? Кто их будет искать? И какие надежды останутся найти их у любого другого, кроме эмира Абдула?

Значит, опасения напрасны. Эмир Абдул признает свою неудачу на первом этапе разворачивающейся операции. Но только он один способен исправить ситуацию. И он ее исправит. Но для этого нужны люди, которые будут подчиняться ему, и средства.

* * *

Эмир Абдул даже не предполагал, что Вагап располагает такими большими возможностями. Хотя, может быть, это и не сам Вагап действует, а другие силы уже включились, более влиятельные. Более влиятельные, чем доступно для связей и понимания эмира Абдула Мадаева.

Они входят в село, стоящее прямо на оживленной дороге. Входят откровенно, и у первых домов их встречает пост – два человека. Приветственно машут рукой. Заика подходит к ним, что-то говорит. Ему объясняют, показывая пальцем. Идут по улице, находят дом, где их встречает радушный хозяин и сразу усаживает за накрытый стол. Подкрепиться необходимо всем. И здесь их ждут, должно быть, уже не первый час. Но стол накрыт на шестерых. Значит, ждали сразу в полном составе. После этого приносят милицейскую форму на двоих. Документы. Подгоняют машину – обыкновенную «жучку», но с синей полосой на дверцах и с надписью «Милиция».

Абдулу, к его удивлению, на руки цепляют наручники, что ему совсем не нравится, и сажают в машину на заднее сиденье, а с двух сторон устраиваются два незнакомых боевика, уже пришедшие в милицейской форме. Заика устраивается за рулем, его напарник спереди справа. И выезжают. Необходимость ехать в наручниках понимается позже, через сорок минут езды, когда машину останавливают на блок-посту для проверки документов. Ситуация выглядит прозрачной – менты «повязали» одного из боевиков и везут его к себе в управление. На посту омоновцы посматривают на эмира Абдула злобными цепными псами. К таким в лапы попасть – сдадут не живого, а только в качестве изорванного трупа…