Проша (Непутевая семейка - 1)
Шрифт:
– Послушай...
– от волнения его акцент сделался гораздо заметнее. Помнишь тот день, когда вы приехали? Ну, когда мы познакомились?
– Помню. И что?
– она старалась говорить самым независимым тоном, хоть на душе было мерзко - украденный сверток так и маячил перед глазами.
– А на другой день я к вам на велосипеде заехал. Помнишь?
– он умоляюще глядел на нее, от былой его снисходительности не осталось следа.
– Ну, помню. Дальше-то что?
– У меня был сверток. Пакет такой целлофановый... На багажнике. Ты не видела? Ну, пакетик этот, синий с красным.
– А что?
– самым небрежным тоном спросила Сеня и принялась ковырять землю носком сандалеты - только бы не глядеть на него, только бы он не заметил её смущения...
– Этот сверток... ну... папа просил на станцию отвезти. Надо было его... в общем, неважно! Он пропал. Я все обыскал, но он как сквозь землю... Я сначала с Костиком на пруд поехал - перед тем, как ехать на станцию. Гляжу - его нету. Может, по дороге обронил? Ты не видела?
Только тут Сеня заметила, что Мамука бледный какой-то и вроде бы похудел. Ногти на толстых коротких пальцах обгрызены до крови, на лбу капельки пота. Сене его стало жаль.
– Нет, не видела. А что, там было что-то важное?
– вскользь поинтересовалась она.
– Очень важное! Для отца. Я не знал! И он... он...
– но Мамука недоговорил, поперхнулся. Отчаянно махнул рукой, закашлялся. Поднял глаза.
– Ладно. Передай своему брату, что я на озеро не поеду - меня из дому не пускают.
Он повернулся и поплелся к дому.
"Еще один пленник!" - подумала Сеня, и ей стало совсем тошно.
Дама в шляпке, прикрывая глаза ладонью, - прямо в лицо било солнце, крикнула гортанным голосом:
– Мамука! Иди сюда! Последи за Лаличкой! Не могу больше - голову печет...
Экая цаца! Это в шляпке-то голову ей печет! Сеня фыркнула и проводила взглядом удалявшуюся фигурку Мамуки. На душе у неё кошки скребли, словно кто-то царапал внутри острыми ранящими коготками - и вот тут она вспомнила об угрызениях совести... Какая точная фраза! И в самом деле - будто тебя разгрызают... И насколько же эти терзания превозмогали минутное удовольствие от обретения треклятого свертка!
"Надо что-то делать!
– Сеня припустилась вдогонку за папой.
– Надо мальчишке помочь! И вовсе он не такой уж противный. Жалко его... И что скажет Проша? И где-то он? Ох, беда!"
Наконец добрались до дома, и мама усадила мужчин пить чай. А сама позвала Сеню сажать салат - бабушка таки настояла! Со своей грядки Сеня не могла услышать ни слова из разговора, шедшего на веранде, и это было паршиво - она чуяла, что съемка, заказанная отцу, каким-то образом связана с исчезновением конверта с фотографиями.
Широко распахнув калитку и бодро помахивая объемистыми пакетами, явился дедушка.
– Люди! Я вам гостинцев привез!
Сеня кинулась деду на шею, мама отобрала у него сумки и повела к столу. Заметив Валета, дед помрачнел, но поздоровался с ним как ни в чем не бывало, обнял зятя и принялся за еду. У деда был диабет и ему нужен был строгий режим питания - есть полагалось часто и в строго определенное время.
– Вот, Мосина, я тебе сладенького привез, - шепнул дед ей на ушко, чтобы никто не расслышал.
– На-ка вот, к себе унеси...
Дед частенько баловал внучку сладостями тайком от бабушки.
Сеня кинулась к себе в комнату прятать гостинец: коробочку клюквы в сахаре. Вернувшись, Валета уже не застала - он ушел, а дед напал на зятя с расспросами.
– Ничего особенного, говоришь?
– Александр Алексеевич, уверяю вас - никакого криминала тут нет! Самая обыкновенная натурная съемка: пейзаж, овражек, участки... Видно, кто-то хочет купить... Это неподалеку отсюда - за деревней. Там сейчас многие строятся.
– И, говоришь, пятьсот долларов? Николай, ну сам посуди: могут за безделицу такие деньги платить? Значит тут что-то нечисто!
– Ой, Александр Алексеевич, вам всюду что-то мерещится! Я Валета со студенческих лет знаю - нормальный парень. Он прожектер - это да! Но знаете, мы ведь все немного того... не без этого. Помечтать, да повитать в облаках все горазды. Но это ведь не смертельно, так?
– Ох, Коля! Так-то так... Да только дело тут не в мечтаниях. Очень нехорошо это дело попахивает - а я такое за версту чую! И Валет этот твой... Гнилой он парень, Коля, насквозь гнилой. Я бы с ним ни за какие коврижки не связывался.
– Слушайте, но ведь это только слова! Гнилой... А этот гнилой, между прочим, мне хорошую работу нашел. Такую, которая на дороге сейчас не валяется... Вы ж сами знаете - если б не он, не видать бы нам этой дачи! Он связан с очень денежными людьми. И заказчики его - ого-го-го! Птицы высокого полета! Им что пятьдесят долларов, что пятьсот - невелика разница.
– Э-э-э, не говори, такие люди каждую копейку считают! А иначе не были бы они, как ты говоришь: ого-го-го! Сам-то себя не дури... Дело, конечно, твое, но я бы не стал с этим связываться. Откажись пока не поздно, догони дружка своего, извинись, что не сможешь взяться за эту работу, выдумай что-нибудь... мол, по семейным делам срочно в город нужно... Ну, я не знаю! Можно же что-то придумать...
– Нет, я не понимаю...
– папа вскочил из-за стола и зашагал взад-вперед по веранде.
– Почему вы так странно настроены? Вы что, не хотите, чтоб я для семьи пятьсот долларов заработал? Это ж огромные деньги! Сколько всего можно было бы... у Лельки туфель приличных нет! Вы поглядите, в чем она ходит? Я уж не говорю про зимнее: сапоги, дубленка... А это моя жена! Моя!!! И ваша дочь, между прочим! Вам приятно, что зять жену обеспечить не может?
– Коля, не заводись. Никто тебя ни в чем не винит - ты и так пашешь с утра до ночи! Но...
– дед Шура и сам вскочил, и они оба заметались возле стола, рискуя стукнуться лбами.
– Понимаешь, не любой ценой, вот я о чем говорю! Нельзя же связываться со всякой... шушерой, понимаешь ли! И Валет этот твой... хоть он меня озолоти - не нравится мне и все тут! Ты его просил помочь с переездом? Просил! Он тебе помог? А? Помог, я тебя спрашиваю? Что молчишь?
– У него закрут на работе, - хмуро буркнул отец, но Сеня, которая папино настроение чувствовала как свое, поняла, что в душе он сердит на Валета. И совсем его не оправдывает.