Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Клятва. 1900
– Мама эта девочка такая жуткая, я не хочу идти к ней, – хмурился черноволосый мальчик, стоявший у порога.
Женщина поправила на нем рубашку и отдала ему теплую шерстяную шапку.
– Нет выбора, дорогой. Ее мама должна задержаться здесь еще на несколько дней, и она уверена в том, что у малышки уже давно закончилась еда. Подумай о том, как ей, должно быть, страшно жить одной – она ведь еще совсем дитя, а уже сама вынуждена о себе заботиться.
– Никакое
Мать покачала головой:
– Тебе четырнадцать лет, и ты даже двух дней не можешь прожить один, а она гораздо младше тебя и постоянно находится в одиночестве.
Мальчик снял с крючка теплое пальто и неохотно натянул на себя, с трудом пропустив руки через рукава.
– Оно и видно, что она все время одна. Дикая, как лисица. – Он повернулся и открыл дверь. – А то, что я не могу прожить один и двух дней, тут не соглашусь. Просто меня никогда еще не оставляли в одиночестве больше чем на день.
Женщина покачала головой и ласково потрепала его по плечу:
– Иди, дорогой. Постарайся вернуться как можно быстрее.
Он только кивнул и вышел за порог. Она не торопилась закрыть дверь – ей хотелось посмотреть на него еще немного. Когда он уже миновал тропинку, которая вела к дому, и приблизился к забору, она крикнула ему вслед:
– Смотри, дорогой, не забывай, что ты совсем уже взрослый! Не обижай ее, Адам!
Он снова кивнул – на сей раз, не оборачиваясь – и поспешил удалиться.
Телега и лошадь уже ждали его. Мать и отец все приготовили – погрузили на соломенный настил мешок с картофелем и полмешка лука. Женщина, купившая у них все это, работала портнихой в их деревне. Сейчас, когда из господского дома пришел новый заказ, она сидела в своей комнатушке почти безвылазно. Намечался крупный праздник, и покидать деревню портнихам запрещалось – нужно было, чтобы они всегда были под рукой, когда барышням вздумается взглянуть на свои наряды или примерить что-нибудь новое. Муж этой портнихи был егерем и умер два года назад, оставив ее вдовой с маленькой дочкой. Теперь они жили в его сторожке, поскольку для нового егеря поставили другую – в более доступном месте. И почему эта портниха не взяла с собой девчонку? Кто же оставляет ребенка на такое время?
И теперь, пожалуйста – вези к ней эту проклятую картошку. Кто-то не сообразил вовремя, а ему отдуваться.
Он ворчал себе под нос, стараясь твердо править по протоптанной дороге и не сбиваться с хода. Путь лежал в гору, все дома и улицы уже остались позади, а его дорога не была пройдена даже наполовину. Темное небо нависало очень низко, и серые тучи покрывали все обозримое пространство. Вероятно, Господу не очень уютно сейчас находиться в таком небе.
Отсыревшая земля плохо укладывалась под колеса, и Адам несколько раз начинал всерьез опасаться, что не сможет довезти свой нехитрый груз до нужного места. Обычно, когда телегой правил отец, путь до старой хижины занимал всего два часа, но теперь, по плохой дороге и в полном одиночестве Адам потратил на него почти в два раза больше. Когда он добрался до сторожки, обед уже давно миновал.
Он спрыгнул на землю, отряхнулся и направился к двери. Здесь было очень тихо, и всякие телеги наверняка не очень часто заглядывали к порогу этого
– Я привез тебе все, что нужно, – сообщил Адам. – Твоя мама заплатила нам.
Девочка молча кивнула. Ее черные длинные волосы в беспорядке лежали на плечах, а серое платье и передник выглядели так, словно их не стирали добрую неделю.
– Где это нужно оставить? – продолжил он, не зная, что еще можно сказать.
Она отошла от двери и указала рукой внутрь. Очевидно, говорить с ним она не собиралась.
Адам кивнул и вернулся к телеге, чтобы взвалить мешок с картофелем себе на плечи. К его удивлению, Ева выбежала из дома и быстро вскарабкалась на телегу, чтобы помочь ему. При всей своей внешней хрупкости она не была бесполезной – она подтолкнула мешок и помогла ему устроить его на плечах. Потом она проворно спустилась и побежала к дому, чтобы придержать перед ним дверь. В доме она указала ему один из темных углов с заранее подготовленным местом – внизу были расстелены старые газеты, которые она расправила и уложила в несколько слоев. И все это молча, не говоря ни слова.
С луком он уже разбирался сам – Ева исчезла в доме. Поначалу он был слишком занят своим грузом, но потом ему все же стало интересно, чем она увлеклась и почему не вышла помочь ему во второй раз. Наверное, она поняла, что с более легкой ношей он справится и сам. Когда он вошел в дом и донес мешок до уже знакомого места, Ева подошла к нему и знаком пригласила к умывальнику, чтобы он мог помыть руки.
Она не была немой, и ему это было известно. Просто, привыкнув находиться в одиночестве, Ева редко растрачивала силы на слова – когда можно было обойтись жестами, она не утруждала себя разговорами. Адам часто слышал, как его соседи обсуждали ее странное поведение.
«И кто возьмет такую замуж, когда она станет старше? Так и проживет всю жизнь дикаркой», – говорили они.
Когда он почистил одежду и вымыл руки, Ева остановилась рядом с ним и, глядя на него большими черными глазами, сказала первые за все время слова:
– Хочешь чаю? Очень холодно.
Чаем в ее понимании были заваренные кипятком высушенные листики мяты, но он был рад и этому – от длительного пребывания на холоде и сырости, его пробрало до самых костей.
Она подвела его к маленькому камину и вручила чашку со сколотым краем. Плохая примета пить из разбитой посуды.
Начался дождь, и Адам с тоской подумал о том, что ему придется ехать на телеге обратно и мокнуть под дождем все это время. Ева напротив него вздрогнула, словно почувствовала или прочла его мысли. Она подняла голову, заправила черную прядь за ухо и тихо сказала:
– Ты можешь остаться здесь. Дождь должен скоро закончиться.
В своем широком платье, в тяжелых башмаках с дырками и с распущенными густыми волосами она выглядела как маленькая ведьма, и было бы прекрасно, если бы она действительно была ведьмой и умела предсказывать погоду. Однако она была еще слишком мала для того чтобы различать признаки погоды, а может быть, просто ошиблась. В любом случае дождь лил еще очень долго и только усиливался со временем. Адам, согласившийся переждать ливень, забеспокоился: