Прошлое должно умереть
Шрифт:
– Казачкова Инесса Александровна? – как можно официальнее спросил он.
С вами говорит старший оперуполномоченный Завгородний из Москвы. Это по поводу вашей дочери.
– Что, вы нашли убийцу? – саркастически спросила она.
– Ищем, – твердо ответил он, – и в связи с этим нам нужна ваша помощь.
– Чем же это я могу вам помочь? Я всего лишь больная одинокая женщина, у которой убили дочь, а милиция…
– Да, да, – торопливо перебил ее Константин Сергеевич, – я понимаю, у вас такое горе, но мне нужен ответ всего лишь на один вопрос. После второго курса Лена взяла академотпуск
– Чушь, – твердым голосом перебила его женщина. – Лена никогда не брала никаких отпусков, и я вовсе не болела. Более того, если бы даже такое и случилось, за мной нашлось бы кому ухаживать. Я была женой генерала, молодой человек.
– Вы уверены в этом? То есть, в том, что она не приезжала домой на год?
– Вы что же думаете, что я сумасшедшая? Я, слава богу, еще в здравом уме и твердой памяти, и за свои слова ручаюсь. С чего это вам пришла в голову такая чушь?
– Ну, извините тогда, значит, мы ошиблись, – чуть ли не радостно сказал Константин Сергеевич, и, торопливо распрощавшись, тут же повесил трубку. И сразу же набрал номер Альбины.
Здесь ему также повезло. Альбина оказалась дома. Положительно сегодня был его день.
– Альбина Владимировна, – сразу же приступил он к делу. – На третьем курсе вы взяли отпуск и уехали домой.
– Да, – настороженно ответила та. – Я вам это говорила.
– Да, о себе говорили, но вы не упомянули, что и Елена тогда же взяла отпуск и тоже уехала.
Повисло молчание, и Константин Сергеевич почти ощутил ужас и замешательство собеседницы.
– Я… Я не думала, что это важно, – наконец, сказала она. – Да у нее заболела мать, и она уехала ухаживать за ней.
– Вот как, вы уверены в этом?
– В чем?
– Что она уезжала в Запорожье, а не куда-нибудь еще? – многозначительно спросил он, стараясь не дать ей понять, что говорит наугад.
Снова повисло молчание, и снова Константин Сергеевич почувствовал ее страх.
– По крайне мере, так она мне говорила, – наконец, сухо сказала Альбина. – В любом случае, причем здесь я? – ей, наконец, удалось овладеть собой.
– А вот это мы и выясняем, – также сухо ответил ей Константин Сергеевич и повесил трубку, не дав ей возможность сказать еще что-нибудь.
Итак, дело то все-таки в прошлом. Девочки что-то натворили, и постарались замести следы. Одна быстренько забеременела, благо муж был, и уехала домой. И вторая тоже уехала, только куда? Домой она поехать не могла, родители бы замучили вопросами. Поэтому куда же она поехала? Может, тоже в Херсон к подруге? Тогда Альбинины родители должны были быть в курсе дела. Значит, нужно ехать к ним. Они, конечно, будут защищать дочь. Хотя вряд ли та сказала им об убийстве. Скорее всего, об этом они ничего не знают. А о том, что подруга дочери жила у них целый год, наверное, скажут. Во всяком случае, и соседи это должны помнить. Если, конечно, она была у них. А вот чтобы узнать об этом, нужно ехать в Херсон. Что ж, следствие как будто бы выходит на финишную прямую. Нужно просить командировку, и скорее всего там это и решится. И Константин Сергеевич направился к начальству.
***
Олег сидел в аллее на скамейке.
Олег принарядился, внутренне посмеиваясь над собой, так как выбор у него был небольшой. Единственный костюм, правда, все еще хорошо выглядевший, и все то же австрийское кожаное пальто, когда-то обманувшее Марианну.
Придирчиво осмотрев себя в зеркале, Олег остался доволен. Высокий, стройный, плечи прямые широкие, хорошие черты лица, русые волосы на пробор – ну, прямо типичный ариец или славянин. Никто никогда бы и не заподозрил наличие бабушки Розалии Финкельштейн, чье имя в свидетельстве о рождении его матери вдруг оказалось козырным тузом.
Всю дорогу, сжимая в руке неизменный кейс, который окончательно делал его похожим на молодого бизнесмена или дипломата, он придумывал, что ей скажет и, вообще, как будет себя вести. Но в голову ничего путного не приходило, и он махнул рукой. Ладно, жизнь покажет, и жизнь рассудит, как некогда пелось в популярной песенке.
Он напряженно вглядывался в конец аллеи, думая, как же они все-таки узнают друг друга. Но, когда там появилась стройная женская фигура, затянутая также в кожаный плащ, словно какая-то сила рывком подняла его со скамейки и бросила к ней навстречу.
Она оказалась даже лучше, чем он себе представлял. Стройные ножки в красивых туфельках из змеиной кожи, тонкая талия, туго перехваченная кожаным поясом, а лицо… Больше двадцати пяти лет ей нельзя было дать. Великолепная туго натянутая кожа, короткий точеный носик, пухлые детские губы, и глаза… Огромные миндалевидные, извечно увлажненные слезой еврейские глаза и роскошные блестящие черные волосы делали ее похожей на какой-то экзотический цветок.
Он стоял перед ней, позабыв от волнения даже поздороваться и не отрываясь смотрел и не мог насмотреться на ее прекрасное лицо. «Восток горит в ее очах», мелькнула в голове полузабытая пушкинская строка. Она тоже молча смотрела на него. Потом, словно сбрасывая наваждение, тряхнула головой, и, по детски закусив нижнюю губку, сделала шаг вперед и протянула ему руку. Она, по-видимому, хотела сказать ему «Здравствуйте, Олег», но у нее перехватило дыхание, и она только сумела выговорить «Олег». У него тоже вырвалось только «Лера», и он склонился, целуя ее протянутую руку.
Кажется, даме не целуют руку на улице, мелькнула в голове какая-то глупая мысль, и он в ту же секунду забыл о ней, потому что она вдруг неожиданно погладила его по голове.
– Олег, послушайте, – наконец, сказала она. Но, когда он, выпрямившись, посмотрел ей в лицо, она снова забыла все, что собиралась ему сказать, и после небольшой паузы, вдруг с несчастным видом закончила:
– Я принесла вам документы.
Еще секунду они растерянно смотрели друг на друга, и неожиданно, словно сговорившись, захохотали над собой.