Проси, что хочешь: сейчас и всегда
Шрифт:
– Угу, смугляночка! В этом ты вся в мать.
Когда тошнота проходит, и я опять становлюсь самой собой, отец смотрит на меня:
– Еще одна девочка. Почему я всегда окружен женщинами? Когда у меня появится внучок?
Эрик глядит на меня. Отец глядит на меня. Я, поморгав, проясняю им ситуацию:
– Не смотрите на меня так. После того, что я увидела, я не хочу иметь детей. Ни за что!
Через час, когда Ракель уже перевели в прекрасную палату, мы все трое заходим ее навестить. Маленькая Лусия просто прелестна, и у Эрика, глядя на нее, слюнки
Я, открыв рот, наблюдаю за ним. С каких это пор он так полюбил детей? Попросив разрешения у Ракели, он нежно берет девочку на руки и говорит мне:
– Дорогая, я тоже хочу такую!
Отец улыбается. Моя сестра тоже, а я очень серьезно отвечаю:
– Ни за что!
Вечером отец настаивает на том, чтобы остаться на ночь с девочками в больнице. Когда он со мной прощается, я называю его «наседкой», и он смеется. Мы с Эриком одни возвращаемся в его автомобиле домой, я очень устала. Эрик под звучащую по радио какую-то песню на немецком языке молча ведет машину, а я довольная тем, что все закончилось благополучно, гляжу в окно. Неожиданно, когда мы доезжаем до нашего квартала, Эрик останавливает автомобиль на обочине.
– Выходи из машины.
Я удивленно моргаю и смеюсь.
– Ладно, Эрик. Чего ты хочешь?
– Выйди из машины, детка.
С улыбкой на лице я подчиняюсь. Я догадываюсь, что он собирается сделать. А затем начинает звучать “Blanco y negro” Малу, и Эрик, увеличив звук до максимума, встает передо мной и спрашивает:
– Потанцуешь со мной?
Я улыбаюсь и обхватываю его руками за шею. Эрик прижимает меня к себе, а голос Малу в это время поет:
T'u dices blanco, yo digo negro.
T'u dices voy, yo digo vengo.
Miro la vida en colores, y t'u en blanco y negro.
– Знаешь, детка?
– Что, верзила?
– Сегодня, увидев малышку Лусию, я подумал, что…
– Нет… Даже не смей просить меня об этом! Я отказываюсь!
Черт! Сказав последнюю фразу, я вспомнила о сестре. Какой ужас! Эрик улыбается, еще сильнее обнимает меня и шепчет:
– Тебе бы не хотелось иметь маленькую девочку, которую ты бы учила водить мотоцикл?
Я смеюсь и отвечаю:
– Нет.
– А мальчика, чтобы учить его кататься на скейтборде?
– Нет.
Мы продолжаем танцевать.
– Мы никогда об этом не говорили, детка. Но тебе не хочется, чтобы у нас были дети?
Ради всего святого, зачем нам было об этом говорить? И, глядя на него, я тихо отвечаю:
– О, боже, Эрик! Если бы ты видел то, что видела я, ты бы понял, почему я не хочу их иметь. Из тебя выходит это… огромное…, огрооооомное, и должно быть, это ужасно больно. Определенно, я не хочу. Нет, не хочу иметь детей. Если ты захочешь отменить свадьбу, я тебя пойму. Но не проси меня прямо сейчас думать о детях, потому что мне не хочется это даже представлять.
Мой парень улыбается, улыбается… и, поцеловав меня в лоб, шепчет:
– Ты будешь исключительной матерью. Достаточно лишь посмотреть,
Я молчу. Я не могу ничего произнести. Эрик заставляет меня продолжить танец.
– Я не собираюсь отменять свадьбу. А теперь закрой глаза, расслабься и потанцуй со мной под нашу песню.
Я делаю то, о чем он просит. Я закрываю глаза. Расслабляюсь и танцую с ним. Я наслаждаюсь этим.
Через четыре дня Ракель выписывают, а еще через два выписывают и маленькую Лус. Несмотря на то, что она родилась раньше срока, малышка оказалась крепенькой, а выглядит, как настоящая куколка. Отец не перестает повторять, что она похожа на меня, и правда, она смугленькая, и у нее мои носик и ротик. Она просто красавица. Каждый раз, когда Эрик берет девочку, он глядит на меня приторно-сладким взглядом. Я отрицательно мотаю головой, а он лопается от смеха. Мне это неприятно.
Проходят дни, и наступает день свадьбы.
Утром я впадаю в самую настоящую истерику. Что я тут делаю одетая, как невеста?
От сестры нет никакого толку, племянница – та еще заноза в заднице, и только папа в конце концов расставляет все по своим местам. Он всегда так делает, когда мы с сестрой оказываемся вместе. Я так нервничаю из-за свадьбы, что даже готова сбежать. Папа, когда я ему об этом рассказываю, успокаивает меня. Но едва я захожу в переполненную церковь Святого Каэтано под руку с взволнованным отцом, одетая в прекрасное открытое белое платье, и вижу своего Айсмена, ожидающего меня в смокинге у алтаря и красивого, как никогда, я понимаю, что рожу ему не одного, а тысячу детей.
Церемония была совсем короткой. Так попросили мы с Эриком, и как только мы выходим, друзья и родственники забрасывают нас рисом и лепестками белых роз. Эрик меня с любовью целует, и я счастлива.
Банкет мы организовали в великолепном ресторане в Мюнхене. Повара приготовили вкуснейшие блюда: половина из них немецкие, а половина – испанские. И, кажется, угодили всем гостям.
Удивив всех нас, Эрик не стал ограничивать себя в расходах. Он не захотел, чтобы мой отец, сестра и я сидели в одиночестве, и устроил приезд моего хорошего друга Начо из Мадрида, Бичаррона и Лусены с женами из Хереса, шутницы Лолы, Пепи из винного магазина, Пачуки и Фернандо с его валенсийской невестой. Как они мне рассказали, Франфур связался с ними и пригласил их на свадьбу, взяв на себя при этом все затраты.
Он даже пригласил Воительниц Максвелл. Настоящее безумие!
Так бы его и съела! Ну, по крайней мере, зацеловала бы!
Из «Мюллера» он пригласил Мигеля с его ураганоподобной невестой, Херардо с женой и Рауля и Пако, которые, увидев меня, взволнованно захлопали в ладоши.
Мы поднимаем бокалы, наполненные розовым «Моэт э Шандо». Эрик и я пьем с переплетенными в локтях руками. Торт из трюфеля и клубники олицетворяет желание жениха. Когда его выносят, у меня перед глазами начинают плясать красные точки. А уж, какой бордовой от стыда я становлюсь!