Проси прощенья у камней
Шрифт:
– Наверное, я тебя слегка подравняю, оставив прическу такой, какой ты ее носишь сейчас – она тебе идет, да?
– Да, – тихо сказал Алексей. Она все еще медленно двигала рукой у него в волосах, заставляя тело покрываться мелкой дрожью, вызванной удовольствием. – Делай со мной все что хочешь.
Виктория достала из сумки аккуратно сложенную в маленький квадрат ткань; развернув, окутала ею Алексея, оставшийся край подоткнула в получившийся белый ворот.
– Ты всегда все свое носишь с собой? – спросил
– Могу тебя уверить, что кролика там нет, только кошки, – проговорила она, уже сосредоточившись на волосах. – Постарайся сидеть спокойно. Мне приходится забирать свое оборудование с рабочего места, – не люблю, когда моим инструментом пользуется кто-то еще.
Виктория еще ближе подступила к Алексею и начала свое дело. Клочки волос скатывались с головы по белой ткани на пол, еще, и еще, – острые ножницы уверенно резали податливую мертвую ткань. Алексей молча смотрел на поднятые руки девушки, приводимые в движение ее мастерством и опытом; смотрел на ее маленькое стройное тело – небольшая грудь плотно обтянутая тонкой кофточкой утонченно вальсировала на уровне его головы, забегая сначала то в одну сторону, то, уже обернувшись вокруг, выглядывала с другой.
Виктория уверенно и быстро скользила по полу маленькой кухни тоненькими детскими ножками, ее поступь была легка и беззвучна, как тихи и быстры бывают передвижения беспокойных водомерок по озаряемой сквозь крупные капли росы лучами вечернего солнца зеркальной глади пруда.
Иногда, она незаметно, вероятно, для себя, но крайне ощутимо и блаженно тревожно для Алексея, припадала из надобности на него то с одного бока, то с другого, или же вовсе со спины; и в такие моменты Алексей чувствовал упругое молодое тело девушки, наполненное неиссякаемой энергией и молодостью; и прикосновения эти мешаемые с запахами ее бархатной на вид и смуглой кожи учащали дыхание и температуру его тела, которое уже много времени не знало женской плоти.
Алексей, убаюканный верными движениями пальцев в голове, внезапно засыпал ненароком, томимый сладкой дремой, но, уловив движение ее тела о свое, резко пробуждался, и пробужденный он испытывал снова и снова приливы мощных сил, пытающихся вырваться наружу.
Алексей желал обнять предстающую перед ним в очередном трудовом витке столь пленительную и невозможно близкую стать; но ведь не обнять ему хотелось, а схватить и крепко сжать так сильно, чтоб слышать скрежет мягких косточек и стон, который бы и с болью, и с усладой вырывался из открытых губ; и потом холодными от возбуждения губами прижаться к ее напуганной и горячей от желаемого стыда животной плоти.
Алексей, невольно и не контролируя себя, рукой из-под ткани, укрывающей его, потянулся и обнял, вдруг, стоящую вблизи упругую женскую ногу, но спохватился:
– Ты
– Извини, – не зная, что сказать. – Мне вдруг почудилось, что ты падаешь, и я решил тебя поддержать.
– Я падаю? С чего бы это падать мне? Уж не задремал ли ты случайно, Алексей? Я почти закончила, – нежно говорила девушка.
– Наверное, ты права и я действительно уснул. Скажи, а ты ни разу никому не отрезала ухо на работе, ну хоть кусочек небольшой? – спрашивал он.
– Нет, никогда, слава Богу, – ответила она. – Ну, вот и все – готово.
Она раскутала ткань, изрядно покрытую прядями, аккуратно и осторожно стряхнула с тела волосы:
– Тебе нужно ополоснуться, – предупредила Виктория.
– Хорошо, я быстро. Надеюсь, что когда я вернусь, ты все еще будешь тут, – улыбнулся он.
– Нет, я намерена тебя обокрасть нещадно. Поэтому, когда ты возвратишься из ванной, то не обнаружишь нескольких вещей, а вместе с ними и меня в придачу, – шутила она.
– Ну, раз так, то укради, прошу тебя, и мой диван – его скрип меня доконал окончательно, – подыгрывал Алексей, скрываясь за дверью.
– Непременно.
Пока он мылся, Виктория быстро подмела пол, сгребая в кучу множество волосков различной длины. Потом она, пользуясь временным отсутствием Алексея, побродила по комнате, с грустью, почему-то, замечая изменения, которые произошли с тех пор, как она последний раз была здесь: рамки с фотографиями исчезли (они, должно быть, были уже упакованы); не стало красивых занавесок, что висели на окне, – теперь была там только тюль; но в остальном все было также.
Шум воды прекратился. Виктория ждала, когда Алексей выйдет из ванной. Она помедлила еще минуту в комнате, задержав свой взгляд на застеленном диване. Затем она пошла по узкому коридору на кухню. Дверь, выходящая в этот коридор внезапно быстро отворилась, – из нее вышел Алексей, едва не сбив с ног девушку, проходящую как раз в это время мимо него. Он инстинктивно схватил ее за талию:
– Извини – я побоялся, что ты упадешь.
Она не убрала его руку, но и он, как ей показалось, не собирался этого делать:
– Ты меня сегодня уже второй раз спасаешь от неминуемого падения. Какой ты смелый, – ласково проговорила она, чувствуя как его сильная рука, обвитая вокруг тела, привлекает ее ближе.
– Даже не представляю – как же ты раньше жила без меня и осталась целой, – улыбался он.
– Мне тоже, признаться, непонятно это.
Алексей прервал эту пустую болтовню, прикрыв ее рот своим. Он почувствовал ее тело в своем распоряжении, – оно беспрекословно поддавалось и было напряжено вначале, но сильные объятия и нежность поцелуев сделали его послушным и ведомым. Он взял ее за руку и повел в комнату, следуя впереди.
Конец ознакомительного фрагмента.