Проснувшись с улыбкой
Шрифт:
– В сорок втором.
– А мой в сорок пятом. Под Прагой. Твоя мать молодец. А моя сразу вышла замуж.
– Моя уже была старая. Сорок пять лет ей исполнилось, когда похоронка пришла.
– Женщинам возраст не помеха. Старухи тоже замуж выходят.
Он вспомнил о Ханмане; действительно, подвернись ей подходящий жених вполне может выскочить замуж. Даром, что ли, жилплощадь расширяет...
– Ну пошли?
– спросила Майя.
– Может, я чай поставлю?
– Поздно. Бабка ругаться будет...
– А сколько ей?
– Шестьдесят.
– Мама у тебя молодая?
– Сорока нет.
– Красивая?
– Очень. Когда папа погиб, ей двадцать восемь было, а мне шесть, - она встала.
И тут в комнату вошла сестра. Как обычно, без стука и предупреждения.
Увидев Майю, от растерянности не поздоровалась, повернулась спиной и, не поднимая заплаканных глаз, тихо спросила:
– Ты где ходишь?..
– Ты поздоровайся сперва.
– Здравствуйте, - вежливо сказала Майя. Сестра, не глядя на нее, мотнула головой. Она еле сдерживала навернувшиеся на глаза слезы.
– Надир приехал?
– как можно мягче спросил Алик.
– Давно.
– Не спит еще?
– Тебя ждет.
– Я попозже зайду.
– Когда?
– Скоро.
– Ему вставать рано, - сестра, пряча от Майи лицо, боком пошла к двери.
– Что-то случилось?
– спросила Майя.
– Да.
Рассказывать о том, что произошло между сестрой и Фаризом, ему не хотелось. Майя это почувствовала и больше вопросов не задавала.
Они вышли во двор.
– Газ проводят, - сообщил Алик, когда они проходили мимо беседки со столом газовщиков.
Майя молчала.
– С соседом она поругалась, - сказал Алик, чтобы как-то объяснить странное поведение сестры.
– Она совсем на тебя не похожа, - задумчиво произнесла Майя и взяла Алика под руку. Он успокоился сразу, на душе полегчало от ее прикосновения.
– Я на отца похож, - сказал он, - а сестра - на мать... Отец тоже темный был.
– Ты проводишь меня?
– Конечно.
– Они же тебя ждут.
– Ничего. Успею.
Они пошли быстрым шагом по круто спускающейся к центру города его родной улице. Впервые в жизни Алик шел здесь под руку с девушкой. Своей девушкой.
Пару кварталов они миновали молча. Потом остановились у бывшей мечети и, стукнувшись зубами, стали целоваться. Почувствовав соленый привкус крови на ее прокушенной губе, он испугался, но она перевела дыхание и опять прильнула к нему... И сколько это продолжалось, он не помнил, может, десять минут, а может, час...
У ее дома они опять обнялись.
– Завтра придешь?
– спросила она между поцелуями,
– Конечно.
– Приходи прямо туда, к Дому печати.
– Хорошо.
– Барашка не забудь с собой взять... Они рассмеялись.
– Ну ладно, беги. Тебя же ждут.
– Ничего...
Ему
– Ну что ты стоишь?
– она обняла его.
– Ты не думай, - заставил он себя начать.
– Я не просто... Ты не беспокойся.
– Ты о чем?
– удивление ее было настолько искренним, что он смутился.
– О наших отношениях...
– А почему я должна беспокоиться?
– она откинула голову, и в глазах ее отразился свет уличного фонаря.
Он не знал, как ей объяснить. Казалось бы, и понимать тут нечего: девушки всегда боятся, что на них не женятся; поиграются с ними, погуляют и бросят. И с сестрой его так было - измучилась от волнения: женится на ней Надир или нет?
Он попытался ей все это объяснить, и наконец она поняла.
– Хороший ты мой, - она опять провела рукой по его волосам,- ты что, мне предложение делаешь?
– Не сейчас, вообще. Когда ты захочешь. Чтобы знала...
– Ты серьезно?
– улыбаясь, она продолжала гладить его по волосам.
– Да...
– А не забыл, что я актрисой собираюсь стать?
– Ну и что?
– Ты не против?
– Почему?
– А кто тебя знает? Ты же азиат настоящий. Еще заставишь дома сидеть, она положила руки ему на плечи.
– Честно говоря, бабка мне страшно надоела...
– А мать твоя возражать не будет?
Она еле заметно качнула головой, и что-то промелькнуло в ее глазах, какая-то тень; он понял, что о матери ей лучше не напоминать.
– У меня сыровато, - он постарался перевести разговор,-> по скоро газ проведут...
– Я сырости не боюсь, - сказала Майя очень серьезно и приподнялась на цыпочках.
– И вообще мне у тебя понравилось...
Они опять поцеловались...
Голоса Надира и сестры слышны были уже на лестнице: так раскричались, что ни он, ни сестра не услышали даже, как Алик, войдя в темный коридор, опрокинул ногой велосипед племянника.
– Вот именно!
– орал как резаный Надир: видимо, успел выпить после дежурства.
– Везде нос свой суешь. Какое тебе дело, что они собирались с ним сделать?! А теперь хочешь меня впутать?!
– Никто тебя не впутывает.
– Идиотка несчастная! Какие у тебя доказательства, что все было так, как ты говоришь? Кто видел, как он тебя толкнул?
Войти в комнату сейчас, когда он так орет, нельзя, ни к чему хорошему бы это не привело. А ждать в коридоре, когда все это кончится, не хотелось. Оставалось одно - уйти. Повернуться, перешагнуть через велосипед и отправиться домой. Двух мнений тут быть не могло - домой, и только домой.
Но Надир продолжал кричать, и то, что он выкрикнул, когда Алик уже был в дверях, заставило его остановиться.