Проспавший смерть, опоздавший к рождению
Шрифт:
– А если я не соглашусь? Мне кажется, ты блефуешь, слуга Разрушителя. И всё равно не взорвёшь нас.
– Я не слуга. И мне нечего терять. Так что, я взрываю, да?… Два, один…
– Стоять! Стой! Ладно, ладно, всё. Я пошутил. Куда, говоришь, надо вас доставить? Тау Работорговца?
– Да.
– Хорошо, хорошо! Туда, так туда. Только – где гарантии, что мой корабль не будет взорван по прибытию?
– Гарантии – моё слово.
– Ты смеёшься, старик? Зачем оно нужно мне, это твоё слово? Подотрись им!
– Я бы советовал не говорить мне подобных вещей. Я гордый, и могу изжарить
– Эй, погоди. Прости, погорячился… Так и быть, к Работорговцу так к Работорговцу, хоть это и не ближний свет. Только у меня тоже условие.
– Слушаю.
– Они же не с тобой, – некромант кивнул головой в сторону сбившейся в кучу команды "Вакеро", – и тебе, видимо, всё равно не нужны. Поэтому, предлагаю сделку – я тебя доставляю куда надо, без вопросов, и совершенно бесплатно, даже доплачу ещё, если надо. А ты – даёшь мне возможность забрать их себе. Из них получатся прекрасные зомби! Повторюсь – с моей стороны, не будет никаких сомнений и беспокойства, просто молча выставляю курс, мы летим, потом я сажаю корабль, не интересуюсь, кто вы и куда дальше двинете, просто высаживаю. Спокойно идёте на все четыре стороны. Ну как, нравится предложение?
Slice FFA157D60012CE42
Узкие пыльные улочки, низенькие глинобитные дома, скудные тени, отбрасываемые на иссушенную и истоптанную землю, и – висящее сверху огромное белое солнце, выжигающее всё и вся. Шум, гомон и суета, снующие туда-сюда смуглые мужчины в чалмах, среди которых – и погонщики верблюдов, и вернувшиеся из пустыни бедуины-охотники, стянувшиеся в город продать свою добычу, и тучные вальяжные купцы, приехавшие с караванами из отдалённых поселений, и нищие, монотонно бубнящие и выпрашивающие хоть что-то себе на пропитание, и заклинатели змей, и древние старцы, и бродячие музыканты, играющие на всевозможных инструментах, и ловкие воришки с голодными глазами, будто невзначай старающиеся оказаться там, где больше всего народу…
Быстро семенящие куда-то женщины в паранжах, сверкающие глазами из узких щёлочек в разноцветных тканях, скрывающих лица и фигуры, некоторые – с кувшинами или тюками на головах, некоторые – окружённые вертящимися и истошно орущими полуголыми детишками. Люди обоих полов и всех возрастов, останавливающиеся прямо посреди улицы, чтобы справить нужду. Наконец, попадающиеся тут и там многочисленные бесправные рабы и рабыни, зачастую лишённые хоть какой-то одежды, понуро плетущиеся вслед за своими хозяевами… И посреди всего этого – трое, выглядящие совершенно инородно, провожаемые злобными и завистливыми взгядами.
– А мы пойдём на рынок? Всегда хотела побывать на таком! И кто-то обещал мне, что купит платьишки!
– У нас дела ещё…
– Ну, Руслан! – девушка, даже девочка, одетая в мужской костюм и с коротко – по плечи – стриженными светлыми волосами, схватила за рукав старика, с которым они шли по людной улице, и умоляюще заглянула ему в глаза.
– Сказано же, дела есть! – злобно насупился сопровождавший их парень в комбинезоне техника. – Отстань от него!
– Хосе, спокойней! Что ты за человек такой, всё лишь бы поцапаться!…
– Так а я что? Я ничего!
– Хосе, перестань, всё, утомил уже! Не заставляй жалеть, что предложил идти с нами. А на базар мы, так и быть, заглянем. Там ведь ещё и оружие продаётся, а оно нам понадобится. Вот, заодно, и платьишки поглядим для Ивы, ничего страшного – пять минут погоду не сделают…
– Пять минут?… – обиженный девчачий голосок.
– Ну хорошо, хорошо. Исправляюсь. Пара часов погоду не сделают, так лучше? Только то, что они тут продают – либо привозное, либо весьма специфическое. И ещё, мерить тебе нельзя, учти. Свободные женщины тут, считается, всегда должны при посторонних в тряпках быть замотаны, как мумии. Да и ты парень у нас, не забыла? Так что, делаем вид, что покупаем шмотьё для какой-нибудь рабыни. Просто показывай, что понравится. А смотреть, подошло или не подошло, будешь потом уже, как уберёмся отсюда подальше…
Свернув за угол – старик явно знал, куда идти – они вскоре оказались на площади, где было ещё более людно и шумно, и принялись ходить между многочисленных торговцев, зазывающих покупателей и галдящих на разные голоса.
– Железы песчаных червей! Железы червей! Дёшево!
– Камни! Драгоценные камни!
– Товары со Звёзд! Товары со Звёзд! Новый завоз!
– Настоящий шёлк пустынника! Шикарное качество! Настоящий шёлк!
– Куртки кожи голубого аллигатора! Не проходите мимо, такие можно купить только на Сахаре! Куртки из аллигатора!
– Продаю оружие! Разрядники, плазмаганы! Огнестрел! Холодняк!
– Здоровые, сильные рабы!
– Верблюды! Ослы! Мулы!
Ива время от времени указывала на то, что ей нравилось, и это без обсуждений покупалось. Правда, всегда после недолгой, но ожесточённой торговли, ведь покупать сразу считалось плохим тоном, да и цены повсюду были сильно завышенными, особенно для людей, выглядевших не местными. Руслан несколько раз очень умело пресекал попытки надуть их, было видно, что он неплохо разбирается в предлагаемых товарах.
– Голубой Аллигатор? Да какой это голубой, Кровавые Боги, аллигатор? Это же самый настоящий ящер, просто крашеный. Двадцать медяков, не больше. И то, только за качество кроя!
– Драгоценные камни? Разуй глаза, человек! Это обычные крашеные стекляшки!
– Вчера на Пандоре видел такое же, в десять раз дешевле! Не заливай, давай, сбавляй цену, а то мимо пойдём!
– Слушай, откуда ты такое старьё выгреб? Это каменного века оружие! Его обезьянам стыдно в руки давать! Неужели ничего толкового нету?
В итоге, прошло даже меньше часа, когда сердито сопящий Хосе оказался нагружен огромным тюком с покупками, а Ива, наконец, выразила свою полную удовлетворённость. Правда, платьев ей купили всего несколько, остальные покупки относились, скорее, к мужской одежде – то ли ей так больше нравилось, то ли такие вещи просто чаще попадались.
Они уже шли на выход, когда монотонный гомон вдруг сменил тональность, и, одновременно, перебивая его, послышались новые звуки. Они заставили ребят, не сговариваясь, вздрогнуть и обернуться, в отличие от Руслана, который внешне казался совершенно невозмутимым, и не обратил на происходящее никакого внимания.