Прости меня
Шрифт:
— И мне нет.
— Зачем ты это делаешь? Отпусти меня.
— А если я не хочу…
Его губы касаются моей шеи, а пальцы дотрагиваются к запретному. Я дрожу. Я горю.
— Обхвати меня ногами, и никто ничего не поймёт. Просто верь мне.
Поверить тебе?! Уже верила. Но я делаю, так как он говорит. Мне нужна эта разрядка. Как воздух нужна. А иначе, я просто сейчас умру.
Я обхватывает его бёдра ногами, а он просовывает между собой и мной руку, и отодвигает трусики. Входит
Это на самом деле происходит? Или же я просто ушла на дно, и это мой предсмертный сон?! Если же я умираю, почему мне так хорошо?
Гордей отодвигает свои губы от моей шеи и выпрямляет лицо напротив моего.
— Смотри на меня. Не закрывай глаза.
Сука. Он это так говорит. Как тогда. Когда мы были так близки.
Он надавливает на мой клитор, и я на грани. Глаза мои закатываются. И я вот-вот взорвусь.
— Не закрывай глаза. Смотри, сказал.
— Гордей… Я… Я… не могу.
— Смотри когда кончаешь на меня.
Он надавливает сильнее, и я взрываюсь. Сжимаю его плечи сильнее, рот открываю для воздуха, но глаза не закрываю.
Я кончаю. Я разрываюсь на миллион атомов, и снова соединяюсь в целое.
Я кончаю, без единого поцелуя. Без секса. Я кончаю лишь от одного его касания пальцем.
Сука, Горский, что ты наделал? Я этот барьер десять месяцев строила. А ты за десять минут разрушил.
Он возвращает трусики на своё место, снимает мои ноги с себя и с лёгкостью выкидывает меня из бассейна. Сам. Мне даже ногу не надо было закидывать. Я сижу на краю бассейна и смотрю на него сверху вниз.
— Ты… Ты… — я киплю от гнева. — Ты почему сразу меня так не высадил?
— Я же сказал, что не хочу!
— Горский ты… Я… Сука, ненавижу тебя!
Я подрываюсь со своего места, хватаю мокрое платье, и пулей лечу на выход. Хватаю Лину за руку и тащу с собой.
Она сегодня на машине.
— Отвези меня в общагу, я заберу вещи.
— Зачем? Куда на ночь глядя?
— Я еду домой.
Глава 41."Кто заказывал правду? Теперь наслаждайтесь"
Гордей
Пока очаровашка черри скрывается из виду, Я как подросток кончаю себе в штаны. Это нечто! Это такое безумие. Она кончила лишь от моих лёгких касаний. Я даже не напрягался в начале. Просто когда зацепил её ногу, почувствовал на ней, что-то кроме воды. Это смазка. Её смазка.
Она, как и раньше течёт для меня. И тут мой рассудок сдвинулся. Течёт от моих касаний… Блаженство… Запрещённое…
А как она кончает?!
Меня раскачивает на эмоциональных качелях. Та какие это качели? Это целые американские
Боже! Нет, дьявол! Как же она, сука, кончает!
Как я вообще жил без этого всё это время?!
Чуть меньше года. Если верить её словам, то между нами был секс и в ноябре. Но я не помню. До сих пор.
Но…
Её тату.
Лев с вишенками. Я уже видел его. Сто процентов. Оно такое красивое. Соблазнительное. Аппетитное.
Закрываю глаза, и вспоминаю, как касался к её телу. Как проводил пальцем по этому льву. Как мурашки выступали на её коже. Как она содрогалась и тряслась от моих рук.
Тогда в сентябре было темно в комнате и рисунка не было видно.
От куда тогда я точно знал, что у неё там нарисовано?!
Мой номер.
Мой лев.
Тогда в сентябре, она сказала, что на тату набита её настоящая любовь.
Это я?
Как на повторе всплывают мои собственные мысли. А ещё картинка, полностью обнаженного тела Наташи.
Тогда в квартире она была со мной. Голая…
Твою мать! Что я наделал?
Выпрыгиваю с бассейна и мчусь следом за ней. Штаны мои мокрые, с меня льётся вода рекой. Но мне плевать, мне надо её остановить. Поговорить.
Я вспомнил!
Резкий ухват за руку, и разворот на девяносто градусов.
— И куда это ты собрался? — Матвей крепко держит моё запястье.
— Мне надо с ней поговорить. Я вспомнил. Она не лгала… Мы, правда, переспали тогда…
— Поздравляю, брат. Вспомнил? Молодец! А теперь спустись с неба на землю и вспомни, что ты тогда ей наговорил. Вспомни, что она потом сделала из-за тебя. Из-за твоих слов. И ещё одно. Вспомни, что она теперь замужем.
"Пусть жалеет тот, кто отправил тебя на аборт."
Эхом разноситься в голове.
Я убил нашего ребёнка.
Нашего.
Мне становится так больно, что если бы молния поразила меня в данную секунду, я бы и то, меньше страдал.
"Пусть жалеет тот, кто отправил тебя на аборт."
— О, по лицу вижу. Вспомнил. А теперь бери бутылку, и пошли лечить твои раны.
Матвей увозит меня подальше от людей. В какой-то бар, где нет знакомых лиц. Мы пьём рюмка за рюмкой. Брат поддерживает меня. Этим летом я был его опорой, теперь он моей. Хотя с меня была так себе опора. Я сам пытался исцелиться, забыть. Но пить, у нас отлично получалось. Как, в принципе, и сейчас.
— А может этот ребёнок вообще и не мой был, — снова я завожу старую пластинку.