Прости меня

Катаева Татьяна Анатольевна

А это неожиданный поворот. При чём тут Тимур? И в смысле до сих пор. Он что меня когда-то доставал?

— Не понимаю о чём ты.

— Я всё знаю. За твой синяк на бедре, за наркотики в коктейле. И даже за план мести.

— Ух ты, поздравляю. А мне что с этого, что ты теперь знаешь? — моё раздражение достигло пика.

— Наташ, давай поговорим спокойно. Пошли сядем на лавочку. Нам надо многое обсудить.

Он делает шаг на встречу и берёт мою руку. Но я резко вырываю её. Ещё чего не хватало.

— Нам не о чем с тобой

говорить. Ты сказал мне в своё время достаточно. Мне хватило.

— Прости меня. Я был не прав. Я всё понял и осознал.

— Что осознал Гордей? Что я отличная актриса и что меня перетрахала вся общага? Или же, что я хотела от тебя и твоего отца деньги? А ещё, что я трахалась с Никопольским? Или же я такая же подстилка как и все? За эти слова просишь прощения или может за какие-то другие? А ведь это я назвала не самое худшее с того, что ты мне говорил. Уходи Горский. Оставь меня в покое. Дай жить нормальной жизнью.

— Наташа…

Но я останавливаю его рукой. Хватит. Надоело это слушать.

— Хватит держаться за прошлое. Отпусти меня. Я же тебе миллион раз уже повторяла, я ненавижу тебя. У меня всё хорошо. Никто меня не преследует. Не пытается изнасиловать. Толкнуть в бассейн. Убить. Унизить или оскорбить. Всё это исчезло вместе с тобой из моей жизни. Пожалуйста, уезжай, и больше никогда не приезжай сюда. Забудь дорогу.

Я разворачиваюсь и убегаю подальше от него. Моя злость рассеивается с каждым новым шагом. Мне больно. Мне грустно. Мне так жаль. Но по-другому просто нельзя.

Домой не вхожу, а врываюсь, как будто за мной гонятся волки. Стая диких волков. Мне хочется закрыться в своей комнате и долго плакать. Мне хочется уделить себе время, чтобы успеть успокоиться. Но у меня этого времени нет.

Всё моё свободное и не свободное время теперь только для одного человека. Очень маленького. Но такого красивого человека, что дух а ж захватывает.

Моя доченька. Моя Анечка.

Забегаю в ванну. Снимаю с себя уличную одежду, мою руки и одеваюсь в домашнюю одежду. Шорты и футболка. И сразу же бегу к своей принцессе.

У нас время кормления.

Когда захожу в детскую, мама развлекает её.

— Уже проснулась? — улыбаясь спрашиваю я.

— Да, только что. Всё в порядке? — спрашивает мама и сверлит меня взглядом.

— Да, мамуль. Всё хорошо.

— Врёшь, и не краснеешь.

Пока мама говорит, я уже беру Анечку на руки, и прилаживаю к груди. Она жадно хватается за сосок и сладко начинает пить молоко.

Первые пару секунд, мне всегда не приятно. Грудь слишком чувствительная, в принципе, как и всё моё тело. Но, уже секунд через десять, боль отступает и я наслаждаюсь кормлением.

Наклоняюсь и целую мою крошку в волосики, которых пока так мало. Но они не темные как у меня. А ещё, моё желание не сбылось. Я мечтала, что мой ребёнок не будет под копирку с отцом. Но увы…

Стоит только посмотреть в её глаза. Они цвета неба голубого.

Они цвета озера глубокого. Они такие же как у отца. Бездонные океаны. Вот только глубже и выразительнее. Хотя говорят, что к годику цвет глаз у детей может поменяться. Но как бы мне прискорбно не было, я не хочу чтоб они менялись.

Я наполняюсь сумасшедшей энергией, когда смотрю в них. Я раз за разом оживаю, но столько же раз и погибаю. Это тот же никотин, который ты знаешь что нельзя, но всё равно, раз за разом затягиваешься.

Иногда мне хочется выпить какого-нибудь яда. Чтобы отравить в себе всё то чувство, которое до сих пор теплится к Горскому.

Это невыносимо больно любить его. Он так много боли мне причинил. А я всё равно дрожу рядом с ним. Стоит вдохнуть его аромат, и я чувствую себя бесхребетной и не имеющей собственного мнения девушкой. Рядом с ним я забываю все обиды. Просто срабатывает магнит. А как известно в физике, магнит отключает и блокирует все лишние волны.

— Это был он? — неожиданный вопрос мамы возвращает меня на землю. Всё время когда думаю о нём, перехожу в какое-то иное пространство.

— Ты о ком? — всё-таки пытаюсь включить дуру. Вдруг проканает. Хотя зная мою мама, она докопается до истины, даже не доставая лопату. — Ладно, мам. Не смотри ты так на меня.

— Так он? — всё равно не унимается мама.

— Да.

— Понятно теперь кто голову тебе вскружил. Красивый, хоть и скотина.

— Мама…

— Чего хотел?

— Не знаю. Поговорить. Спрашивал не донимает ли кто-то. Думаю, что-то сам напридумывал. В общем без разницы. Я прогнала его, и сказала, что ненавижу. Пусть не приезжает больше.

— А это правда? — совсем нежным голосом спрашивает она.

— Мама… Ну зачем ты так? Не береди… Правда ненавижу.

— Ладно, ладно. Успокойся. Давай Анюту. Я её уложу. Иди и ты отдохни. Вон какие синяки под глазами.

Мама права. Я последнее несколько недель, слишком вымотана. Это всё то, проклятое 1 сентября. На хрена я туда поехала? Себе же хуже сделала. Сама же после страдала и плакала.

Моё тело так давно не знало разрядки, что стоило ему дотронуться и я чуть с ума не сошла. Та где там? Я реально могла сойти. Позволить ему трогать себя там, это было так легкомысленно. Так опрометчиво. Бездумно…

Но, как же это было хорошо. Почти год оно не знало ласк, прикосновений, взрывов и полетов. За эти месяцы оно забыло теплоту и шершавость рук мужчины. Как ни странно у меня не было времени думать об этом. Я так погрузилась, сначала в ожидание малыша, а после в роль матери. Что мне даже времени не было думать о ласках.

Хотя по ночам. Поздними и тёмными, он приходил ко мне. То в кошмар, в котором толкал и я тонула. То в постель, в которой трогал, целовал, но не доводил до кульминации. Он поднимался с кровати, и скрывался за дверью с очередной своей девушкой. А я дико бесилась. Ревновала и плакала.