Прости за любовь

Джолос Анна

— Ну-ка сел, — командует сотрудник в форме.

— Жену у меня забрали, теперь решили дочери лишить?

— Вы сами себя всего лишили, — Марсель не менее агрессивно сбрасывает с себя его руки.

— Дура, ты хоть знаешь, чей это сын? — кривит губы. — Вылитый папаша! Двадцать пять лет назад…

— Я всё знаю, — перебиваю.

— Знаешь и всё равно спуталась с ним, — рычит на меня обвиняюще.

— Нас с Марселем ваше прошлое не касается. Мы хотим жить свою собственную жизнь.

—

Не будет у тебя никакой жизни с ним. Не посмеешь! Я запрещаю!

— Ваши запреты и ультиматумы больше на неё не действуют.

— Заткнись.

— Я приняла его предложение.

Поднимаю руку, показывая кольцо.

Он багровеет, покрываясь пятнами.

— Ты! — указывает на Абрамова пальцем. — Запудрил ей мозги!

— С этим вы успешно справлялись сами. Целых восемнадцать лет подряд искажая факты.

— Ах ты гнида!

Отец, взбесившись, снова кидается в его сторону.

Драки, кажется, не миновать, ведь Марсель тоже явно не сдержится. Благо, тюремный надзиратель реагирует быстро, не позволяя этому случиться.

— Угомонился!

— Ты не выйдешь за него, — качает головой, испепеляя меня уничтожающим взглядом.

— Выйду, пап.

— Не позорь меня! Ты ведь моя дочь!

— В чём позор? Я просто хочу быть счастливой.

— Идиотка тупая!

— Попридержите язык.

— Закрой свой рот!

— Моё терпение не безгранично, — двигая желваками, предупреждает Кучерявый.

— Марсель, пожалуйста, — оттесняю собой.

Понимаю его состояние, но если он ударит отца, я этого просто не переживу.

— Свидание окончено. Возвращаемся в камеру, — сотрудник правоохранительных органов толкает заключённого в спину, однако тот не двигается с места.

— Ты такая же, как твоя мать! — подчёркивает с презрением.

— Хватит уже говорить про неё плохо. Отпусти свои обиды. Ваша история закончилась много лет назад.

— Если станешь частью этой семьи, умрёшь для меня навсегда, — произносит ледяным тоном, сверкнув при этом глазами.

Часть меня всё ещё воспринимает эти слова болезненно, но я не собираюсь больше подчиняться его приказам.

— Пусть так, — киваю.

— Охренеть. Отблагодарил дочь за то, что бизнес вернула, — хмыкает Марсель.

— Пошёл вперёд, — командует конвоир.

Они проходят несколько шагов, и у выхода отец оборачивается.

— Клянусь, прокляну до пятого колена, если выберешь его, — обещает на полном серьёзе, впившись в меня взором, полыхающим лютой яростью.

— Проклинай, — пребывая в неком ступоре, отзываюсь тихо. — Я его люблю и на этот раз никому не позволю повлиять на наше будущее.

Глава 40

Марсель

Пока

покидаем территорию, огороженную колючей проволокой, Тата, бледная и расстроенная, молчит. Да и я, говоря по правде, не могу подобрать цензурных слов, способных описать эту встречу.

Папаша у неё — урод тот ещё, конечно. Разумеется, я был готов к тому, что он не встретит меня с распростёртыми папскими объятиями, но чтобы прям вот так…

— Стой.

Торможу прямо посреди аллеи. Сгребаю девчонку в охапку и прижимаю к груди.

— Прости за то, что всё так, — говорит она тихо.

— Извиняешься за него? Ты серьёзно? — целую висок и чуть отодвигаюсь.

— Ты не заслужил того, что услышал.

— А ты заслужила?

— Я привыкла.

— Тата… — замечаю влажные дорожки на щеках и, нахмурившись, аккуратно стираю одну из них пальцем.

Там держалась молодцом, а тут прорвало, видимо. Накрыло.

— Не плачь, детка.

Не могу видеть её слёзы ещё со школьных времён. Это зрелище — лезвием по сердцу.

— Он смирится однажды.

— Смирится? — повторяет за мной и качает головой.

— Возможно не сразу, а через какое-то время.

— Нет. Этого не произойдёт, Марсель.

— На самом деле и такой пример есть, — говорю ей честно. — Далеко ходить не надо. Матушкины предки батю так и не приняли. Дядя Лёха приезжает иногда, а бабушка нет. Нас для неё не существует.

— Почему так?

— Не одобрили выбор дочери. Даже много лет спустя. И ничего. Как видишь, живём своей дружной семьей душа в душу. Всё зашибись.

— И у нас так будет? — поднимает глаза и смотрит на меня с надеждой.

— По-любому. Я же пообещал тебе.

Обнимает крепче и прислоняется к плечу.

— Страшно, вдруг нет, — шепчет осторожно.

— Да с чего бы? — напрягает её неуверенность.

— Не знаю. Странное предчувствие.

— Что ещё за предчувствие?

— Тревожно. Ещё и отец собственный проклял…

— Не забивай голову ерундой. Он выдал эту чушь в пылу злости. Мы же на него такую новость бомбезную обрушили. Закачаешься.

— Он возненавидел меня ещё больше.

— Ожидаемо. Ты ведь нарушила всевозможные запреты. Выходишь замуж не за грузина. Ещё и за сына врага, получается. Естественно, его кроет.

— Пусть. Мне всё равно.

— Правда?

— Я устала играть свою роль, — вздыхает, обжигая шею горячим дыханием. — Не хочу быть марионеткой в его руках. И орудием мести матери тоже.

— Ты сказала ему, что любишь меня, — заботливо напоминаю, ощущая, как грудную клетку распирает от фейерверка эмоций.