Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.

Шкаровский Михаил Витальевич

Детская торговля любовью в послереволюционное время не так резко изменилась, как притоносодержательство. Проституирование несовершеннолетних порождалось вечными причинами: сиротством и неблагополучием в семье. Но условия сталинского социализма, к сожалению, усугубили ситуацию. Подробнее читатель узнает об этом в главе, посвященной половой морали и брачно-семейным отношениям.

Отсутствие в законодательстве СССР 20—30-х гг. каких-либо актов, регламентирующих явление проституции, за исключением трактовки ее как одного из способов эксплуатации человека человеком (притоносодержательство, вовлечение в разврат), весьма затрудняло получение сколько-нибудь объективных данных о продажных женщинах. К их числу часто относили всякого рода уголовных преступниц. В такой ситуации женщина выступала уже не как жертва чужой воли, а как объект возможного наказания, именно она вступала в конфликт с законом. Правда, карали в этом случае не за торговлю собой, а за сопутствующие деяния.

Безусловно,

продажная любовь была и продолжает оставаться важным фактором противоправного поведения отдельных лиц, причиной совершения многих видов преступлений: сутенерства, притоносодержательства, сводничества, вовлечения в проституцию несовершеннолетних, заражения венерическими болезнями. Более опосредованно связаны с ней вымогательство, хулиганство, кражи, грабежи, разбои, укрывательство. Таким образом, институт проституции служит связующим звеном в цепи различных форм социальной патологии. Нередко проституция выступает в качестве своеобразного катализатора преступлений, так как образ жизни продажных женщин и сами они притягивают к себе криминальные элементы.

Все эти тенденции имели место и до революции. Однако существовавшая в царской России система контроля и регламентации во многом тормозила их развитие. Отмена данной системы превратила всех проституток в разряд тайных, которые и в дореволюционной России были значительно теснее связаны с уголовным миром, нежели легальные, зарегистрированные во Врачебно-полицейском комитете. После его упразднения все женщины, постоянно или временно торговавшие собой, оказались вне закона. Отсутствие же элементарных, лишь на первый взгляд мизантропических гарантий их социального статуса толкало таких особ к контактам с криминальной средой. О степени прочности и обширности связей продажной любви с преступным миром свидетельствует, в частности, рекордное многообразие терминов, которым обозначалась проститутка в блатном жаргоне 20-х гг. Выборка сделана по данным «Словаря блатной музыки», изданного в 1927 г. Слова «продажная женщина» имели более 20 синонимов: алюра, бару ля, бедка, бикса, гарандесса, дежурка, клева марухан, кошка, курва, ласточка, лярва, маруха, млеха, профурсетка, скважина, стуколка, суфлера, флюра, чеканка, чувиха, швабра, шкура, шмара.

Яркую и образную характеристику продажных женщин, связанных с преступным миром, дал в своих знаменитых «Колымских рассказах» В. Шаламов: «Блатной мир знает 2 разряда женщин — собственно воровки… и проститутки, подруги блатарей». Последних по численности значительно больше. «Это известная подруга вора, добывающая для него средства к жизни. Само собой, проститутки участвуют, когда надо, и в кражах, и в «наводках», и в «стреме», и в укрывательстве, и в сбыте краденого, но полноправными членами преступного мира они не являются. Они — непременные участницы кутежей, но и мечтать не могут о «правилах». Потомственный «урка» с детских лет учится презрению к женщине… Существо низшее, женщина создана лишь затем, чтобы насытить животную страсть вора, быть мишенью его грубых шуток и предметом публичных побоев, когда блатарь «гуляет». Живая вещь, которую блатарь берет во временное пользование. Послать свою подругу-проститутку в постель начальника, если это нужно для пользы дела, — обычный, всеми одобряемый «подход». Она и сама разделяет это мнение… Воровская этика сводят на нет и ревность, и «черемуху». По освященному стариной обычаю, вору-вожаку, наиболее «авторитетному» в данной воровской компании, принадлежит выбор своей временной жены — лучшей проститутки. И если вчера, до появления нового вожака, эта проститутка спала с другим вором, считалась его собственной вещью, которую он может одолжить товарищам, то сегодня все эти права переходят к новому хозяину. Если завтра он будет арестован, проститутка снова вернется к своему прежнему дружку. А если и тот будет арестован — ей укажут, кто будет новым ее владельцем. Владельцем ее жизни и смерти, ее судьбы, ее денег, ее поступков, ее тела…» [141]

141

Шаламов В. Колымские рассказы. Кн. 2. М., 1992, с. 39.

Самой яркой фигурой в среде проституток, связанных с преступным миром, была так называемая «хипесница» — наводчица воров на своих богатых клиентов. «Хипес» представлял собой особый вид воровства с помощью публичных женщин. Своеобразие этого вида преступлений легче всего передать с помощью «блатной» терминологии. Проститутка — «блатная кошка» — заманивала своего клиента — «мишу» — на специально подобранную квартиру — «малину». Завлеченную жертву спаивали или усыпляли наркотиком, а затем ее обирал вор- «хипесник». На первой стадии операции он следил за своей любовницей-проституткой, заманивающей клиентов — «коговил». Обчищенного, ничего не соображающего «мишу» выставляли на улицу, обстановку квартиры меняли — «перематросовали». Если жертва «хипеса», прозрев и обнаружив кражу, возвращалась в квартиру, ее встречало еще одно действующее лицо операции — «ветошная кошка». Она прописывалась как жилица, которой сдавалась в наем комната «малины», и должна была убедить потерпевшего, что он ошибся адресом.

Характерные

примеры «хипеса» 20-х гг. приведены в сборнике «Хулиганство и поножовщина», изданном в 1927 г.: «Девушка 18 лет… сделала своей специальностью поездки с мужчинами в такси. Питая отвращение к половым сношениям, она, получив с них деньги, при попытке их к сношению начинала кричать, заставляя тем оставить ее в покое. При задержании в последний раз обвиняла спутника в попытке изнасиловать ее»; «Девочка 14 лет… жила на улице в компании таких же беспризорных девочек в течение нескольких лет… занимала мужчин, при активности с их стороны поднимала крик и убегала. Раньше сидела «2 раза за кражу и 2 раза за хулиганство»; «32 лет… вдова, имеет 2 детей… Последние 3 года занимается проституцией. Мужчин избегает, обычно старается получить деньги и обмануть, скандалом избавиться от притязаний…» [142]

142

Цит. по: Проблемы преступности. Вып. 1, с. 148.

«Хипес» стал довольно распространенным видом преступлений в 30-е гг., когда криминальная волна вновь захлестнула Ленинград. Так, в 1934 г. в Смольнинском районе задержали группу девушек, которая, как зафиксировано в документах отделения милиции, «нашла способ добычи денег, близкий по характеру к шантажу проституток. Они выходили на Невский, одна из них подходила к какому-либо гражданину и предлагала пойти на лестницу. При согласии она шла, а подруга становилась «на стрему». Когда деньги были получены, стоявшая на страже кричала — «дворник», девочка, бывшая с мужчиной, и мужчина бежали» [143] .

143

ЦГА СПб., ф. 7384, оп. 2, д. 123, л. 95-96.

Преступность и проституция в Ленинграде в рассматриваемый период оказались весьма тесно связаны благодаря и общей обстановке в городе, и правовому хаосу, в результате которого многие уголовницы ставились на учет в милицию как «профессиональные» проститутки. Об этом свидетельствуют и материалы из доклада Ленсовету начальника городской милиции в 1935 г.: «34% зарегистрированных проституток в 1934 г. непосредственно участвовали в разного рода преступлениях — большинство кражи, в ряде случаев ограбления и раздевания пьяных. Посещая пивные, ночные буфеты, рестораны, проститутки, высмотрев подходящий объект, знакомятся с ним и уводят под предлогом полового сношения в пустынное глухое место, в ближайший двор, парадную, и, выбрав удобный момент, сообщники проститутки, в зависимости от степени опьянения «клиента», оглушают его ударами и похищают одежду, деньги и ценности или, пользуясь беспомощностью последнего, без особых затруднений и насилия просто обирают…»

В докладе приводилось много характерных примеров: «Михайлова Вера 19 лет, Покровская Вера 19 лет и Бочарова Мария 27 лет — все трое из семьи служащих, не имеющие определенных занятий, — знакомились на улицах с иностранными моряками и приводили их на квартиру Бочаровой. Спаивали и обкрадывали Филиппова Мария 24 лет, из рабочей семьи, беспаспортная, професс. проститутка. Выла активной участницей группы квартирных воров Павловых. Вместе с ними совершила 8 квартирных краж со взломом, сбывала краденые вещи на рынках… Проститутки Федорова Надежда 17 лет, дочь рабочего, Тарасова Ольга Шлет, Власова Лидия 18 лет и Серова 18 лет из кр-н-середн. (крестьян-середняков. — Ред.), обычно «работающие» у Московского вокзала, решили по инициативе Власовой ограбить одного из ее «клиентов» — одинокого старика Штеренштейн, 80 лет, проживающего в Детском Селе. Приехав вечером в Д/Село, Власова вошла в квартиру, а затем через некоторое время впустила туда остальных трех, и с их помощью старик был задушен и ограблен…» и т. д. В конце доклада был сделан следующий вывод: «Из приведенных примеров можно заключить, насколько незначительна грань между проституткой и преступницей. Элементы проституции представляют собой потенциальный резерв преступности, а борьба с преступностью неразрывно связана с мероприятиями по ликвидации проституции» [144] .

144

Там же, д. 59, л. 682-684.

В последней цитате отражена общая позиция советской административно-законодательной системы. Несмотря на отсутствии правовых актов, согласно которым торгующая собой женщина считалась уголовной преступницей, в арсенале правоохранительных органов было множество способов привлечь подобную особу к ответственности за иные проступки. Но в любой ситуации женщину - преступницу — воровку, мошенницу, хулиганку — квалифицировали и как продажную особу, что никак не соответствовало действительности, ведь в криминальной среде существует своя сексуальная мораль. Но милицейская статистика таким образом, с одной стороны, фиксировала ряды «профессиональных» проституток, которых совершенно законно преследовали за уголовные преступления, с другой — сеяла иллюзии того, что в социалистическом обществе собой торгуют либо принуждаемые, либо криминальные элементы.