Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.
Шрифт:
Петербургская тайная проституция явно молодела, что свидетельствовало о ее живучести. Точных данных, которые проиллюстрировали бы ее размах, обнаружить не удалось. По материалам Врачебно-полицейского комитета, на 1914 г. было выявлено 804 женщины, продававшие себя без официальной регистрации. Однако это совершенно не соответствует действительности. На Первом съезде по борьбе с торгом женщинами приводились другие цифры, вероятно несколько завышенные, — около 40 тысяч. Однако и косвенные данные позволяют сделать вывод о том, что отряд тайных жриц культа Венеры разрастался. И накануне Февральской революции именно проститутки, не подчиненные надзору полиции, составляли основную массу публичных женщин Петрограда.
Итак, с определенной долей уверенности можно сказать, что с момента легализации проституция в Санкт-Петербурге развивается практически по классическим канонам. Более того, Петербург во многом задал тон всем российским городам в вопросе организации индустрии продажной любви. По образцу столицы повсеместно стали создаваться врачебно-полицейские комитеты. Как и большинство крупных европейских столиц, Петербург стремился к благообразию торговли любовью.
108
См.: Врачебно-полицейский надзор за городской проституцией, с. 61.
В Петербурге, как и в России в целом, основной контингент продажных женщин, официально считавшихся таковыми, формировался из числа бывших крестьянок, приезжавших в город на заработки. С течением времени эта тенденция усилилась. В конце XIX в. деревенские девушки составляли от 40 до 50% в общем количестве проституток Петербурга, а в 1914 г. — уже почти 70% [109] . И это явление можно назвать вполне закономерным. Соблазн большого города сильнее всего действовал на людей, впервые с ним столкнувшихся. И чем мощнее становились миграционные потоки, тем больше усложнялся процесс адаптации приезжих к новым условиям жизни в городе.
109
См.: Федоров А. И. Указ, соч., с. 7—8; Обозненко П.Е указ. соч., с. 21; ЦГИА СПб., ф. 513, оп. 162, д. 109, л. 157-161.
Жрицы продажной любви в основном были незамужними. Эта традиция сохранилась до революции 1917 г. Речь, конечно, идет о поднадзорных проститутках. Почти половина девиц до перехода в ранг публичных пыталась работать в качестве горничных, белошвеек, портных, то есть в сфере обслуживания. Медики, юристы и психиатры объясняли этот факт тем, что данная категория зависим от капризов клиентов и хозяев и поэтому в любой момент её представительница может лишиться места работы и жилья. В результате у нее остается один выход — панель. Подобные рассуждения убедительны, однако не следует забывать, что проституция тоже представляет собой область сферы обслуживания, хотя и весьма своеобразную. В связи с этим можно говорить о смене профессиональной ориентации в пределах одного направления трудовой деятельности и некой предрасположенности к выбору именно такого жизненного пути. В определенном смысле такую идею подтверждают данные об отношении к своим занятиям самих проституток Конечно, эти свидетельства довольно разрозненны и могут быть использованы лишь в качестве косвенных доказательств, но пренебрегать ими не следует. Так, по наблюдениям доктора П. Е. Обозненко, в конце XIX в. в проститутки из-за нужды шли около 40% женщин, 18 — делали это сознательно по собственному желанию 8 — из лени, не проявляя стремления найти какое-либо другое занятие, около 7 — следовали примеру подруг и лишь 0,5% оказались в числе продажных особ по принуждению [110] . Еще более интересную картину дали обследования, проведенные в 1910 г. среди женщин, попавших в дом милосердия и довольно критически настроенных к своей прошлой жизни. Проститутками по причине лени стали почти 40%, 19% решили продать себя, считая это занятие более легким, чем любой другой труд, еще 20 — ответили, что такая жизнь им просто нравится, и лишь 10% проституировали потому, что «нужда заставила» [111] . Эти данные, как кажется, не позволяют столь категорично утверждать, что проститутки — всегда жертвы общественного темперамента. Немаловажную роль здесь играла и личность самой женщины.
110
См.: Обозненко П. Е. Указ, соч., с. 23.
111
Труды Первого Всероссийского съезда…, т. I, с. 283.
Основную массу продажных особ Петербурга с момента легализации института проституции стали составлять подданные Российской империи. Число иностранок с каждым годом уменьшалось, и к 1914 г. они не насчитывали и 0,5% в среде публичных девиц. По национальному составу данная категория выглядела следующим образом: первое место занимали русские, на втором месте со значительным численным отрывом оказались еврейки, затем шли польки. Остальные национальности представлены единицами. И такое соотношение сохранялось в течение почти всего дореволюционного периода. По конфессиональному признаку первенство удерживали православные, затем шли католички, далее протестантки. Еврейки, занимавшиеся проституцией, были, как правило, крещеными. В целом же вопрос о религиозности публичных женщин весьма проблематичен. Однако об этом, как ни странно, почти ничего не писали в дореволюционной литературе. Лишь в 1868 г. в журнале «Архив судебной медицины и общественной гигиены» появляется «Очерк проституции в Петербурге» анонимного автора, который, в частности, отмечал, что многие публичные женщины религиозны лишь в сугубо бытовом смысле слова. В наибольшей степени это свойственно православным, они стараются не принимать гостей на Пасху, иногда спрашивают, есть ли у тех крест [112] . Нравственная же суть веры проститутками почти не воспринималась. К тому же не стоит забывать, что в древности у ряда народов существовала и так называемая религиозная проституция, например у иудеев. Вероятно, поэтому проституирование верующих не являлось парадоксом. Женщины, занимавшиеся торговлей любовью, со временем утрачивают обыденную обрядовую религиозность.
112
См.: «Архив судебной медицины и общественной гигиены*, 1868, № 3, с. 70.
И все же не стоит обвинять всех петербургских девиц в полной бездуховности. Напротив, отличительной чертой российских публичных женщин была сентиментальная наивность. Видимо, не случайно А. И. Куприн писал о лице «доброй русской проститутки», а А. А. Блок свою Катьку из поэмы «Двенадцать» изобразил «толстоморденькой», что в его понимании означало «здоровая и чистая детскости». В письме Ю. П. Анненкову он, в частности, отмечает: «Катька здоровая, толстомордая, страстная, курносая русская девка: свежая, простая, добрая — здорово ругается, проливает слёзы над романами, отчаянно целуется…» [113] Конечно, и доброта, и сентиментальность, проявлявшиеся в «обожании» подруг по дому терпимости, а также в «чистой любви», которая была обязательным атрибутом жизни любой публичной женщины, носили налет истеричности, что, по наблюдениям П. Е. Обозненко, особенно отличием молодых проституток. Все они, как правило, растравляли иллюзиями возможного счастья. Проститутки со стажем отличались большим реализмом и их доброта являлась, по мнению того же П. Е. Обозненко, результатом алкоголизма. Ветераны же фронта любви — женщины старше 35—40 лет, сохранившие хоть какой-то человеческий облик после неоднократных курсов лечения в Калинкинской больнице и не спившиеся, — были существами несентиментальными. Они занимались делом, исполняя обязанности притоносодержательниц, сводней, хозяек борделей.
113
Блок А. А. Соч. В 2-х тт. Т. И, с. 730.
Конечно, облик жрицы любви с течением времени претерпевал какие-то изменения. Но самое главное в проститутках оставалось незыблемым. Это — чисто российское отсутствие понимания своего занятия как профессиональной деятельности, что в конечном итоге становилось первопричиной многих трагедий. Ситуация проституцией усугублялись и позицией петербургской демократической общественности. События же 1917 г., усилившие общемировую тенденцию постепенной замены бордельной проституции на свободную, а последней в свою очередь на тайную, еще более заострили эту проблему. О том, как мимикрировала торговля любовью в новых социальных условиях, расскажет следующая глава.
Н. Б. Лебина, М. В. Шкаровский. Проститутки новой России
Еще несколько лет назад эту главу можно было бы начать такими словами: «Царский режим оставил в наследство победившему пролетариату экономическую отсталость, безграмотность проституцию». Сегодня времена изменились. Но если утвержден о низком уровне индустриального развитая России кажется довольно сомнительным, то оспорить наличие особ легкого поведения, составе наследства невозможно. Действительно, даже по очень приблизительным подсчетам, накануне Февральской революции Петрограде официальной и тайной торговлей телом промышляло около 20 тыс. женщин.
В царской России легальные проститутки, в отличие от желавших регистрироваться во Врачебно-полицейском комитете имели некоторые, хотя и весьма специфические, гражданские права. Во всяком случае, их занятие на государственном уровне считалось профессией, на доход от которой можно было вполне законно существовать. Принесенная Февральской революцией свобода, том числе и свобода нравов, за которой последовало упразднен Врачебно-полицейского комитета, уравняла бывших «бланковых» «билетных» с соперницами — тайными жрицами Венеры, поставив всех вне закона вообще. Новая государственность, провозглашенная в России после Февраля 1917 г., отказывалась воспринимать торговлю любовью в качестве ремесла из чисто филантропических соображений. Однако в революционном Петрограде существовали в условия для фактического функционирования института проституции в почти классическом виде — в форме реализации договора купле-продаже интимных услуг за деньги. Приток мужского населения в город за счет демобилизованных солдат, резко усилившая либерализация сексуальной морали, наличие пока еще денежно обращения и отмена надзора за проституцией способствовали расширению рынка торговли любовью. Государственная же организация, которая могла как-то следить за развитием этого явления отсутствовала, что порождало множество проблем. Прежде все общество совершенно не знало, кого и за что можно теперь называть проституткой. Точно такая же проблема стоит и перед исследователем, поставившим задачу изучить институт продажной любви после революции, пусть даже в одном городе — Петербурге.
До Февраля 1917 г. под термином «продажная женщина» подразумевалась особа, состоявшая на соответствующем официальном учете, а также неоднократно задерживавшаяся агентами Врачебно-полицейского комитета за нарушения положения о надзоре. Ликвидация органа, его осуществлявшего, формально уничтожала и проституцию как особый вид трудовой деятельности, признаваемой обществом. А если следовать этой логике, то исчезла и профессия проститутки. Оставались лишь женщины, вступавшие в многочисленные безличные половые связи. Факт купли-продажи — важнейший признак сексуальной коммерции — нигде не фиксировался, а следовательно, не считался установленным.