Шрифт:
Гусев Владимир
Просто анекдот
Злополучный однодневный род, дети случая и нужды, зачем вынуждаете вы меня сказать вам то, чего полезнее было бы вам не слышать? Наилучшее для вас вполне недостижимо: не родиться, не быть вовсе, быть ничем. А второе по достоинству для вас - скоро умереть.
Силен, спутник Диониса
– Родион Гордеевич, у нас тут такое...
Старшая медсестра была явно взволнованна.
С одной стороны, ничего удивительного в этом не было. Галина Игнатьевна всегда выплескивала из себя эмоции ведрами: и когда на партийных собраниях
Ну, а сегодня у нее что за проблемы?
– Наш Ардалион Витольдович... Прямо во время оперативки...
Галина Игнатьевна выдержала эффектную паузу. Что-что, а держать паузу Вострикова умела. И умело этим своим умением пользовалась. И когда сама себя в депутаты городской думы выдвигала, и когда предыдущего Главного валила...
– Так что произошло?
– не выдержал Коробов. Старшая медсестра ворвалась к нему в кабинет тотчас после того, как он снял куртку и надел халат. Даже причесаться не успел.
– Сегодня утром Ардалион Витольдович сошел с ума!
– сообщила Галина Игнатьевна, четко выговаривая каждое слово.
– Ардалион... Витольдович?
Коробов вскочил с расшатанного стула, пригладил зачем-то ладонью жидкие волосы.
Черт бы ее побрал... Дешевая театральщина - а попался. Ардалион - с ума сковырнулся? Не может быть. Уж он-то...
– А что вы удивляетесь?
– усмехнулась Вострикова.
– Все мы немного сумасшедшие. Профзаболевание. Хотя от Бурлацкого такого... Крепкий был мужик. Бурлак.
Коробов, перестав приглаживать волосы, бросил на медсестру короткий внимательный взгляд.
Иронизирует? Свалить Бурлацкого Востриковой не удалось. Да и смысла уже не было: подули другие ветры, открылись новые горизонты. Муж Востриковой, работавший завотделением здесь же, в пятой больнице, ухитрился стать депутатом, и освобождать для него место уже не было нужды. Так что это, пожалуй, не ирония, а невольное уважение. Пару попыток она все-таки делала - и каждый раз бесславно отступала.
– Где он?
– У Ющенко, в "люксе".
– Идемте к нему.
Они вышли из кабинета зама в унылый больничный коридор, повернули направо: отделение Ющенко занимало два этажа в новом корпусе, пристроенном к основному, еще дореволюционной постройки, лет пять назад.
– Буйствовал?
– Головой в стену бился. Пришлось "распашонку" на него надеть.
– Диагноз?
– Ну, это вы сейчас сами определите.
Став замглавврача, Коробов перестал практиковать, с головой погрузился в хозяйственные заботы. Но квалификацию не потерял. Нет, не потерял. "Нашего" пациента определял сразу и безошибочно. Так что напрасно Галина Игнатьевна пытается его уязвить.
В переходе, соединявшем старый и новый корпуса на уровне второго этажа, им встретились трое высоких длинноволосых парней в распущенных "распашонках". Их сопровождал Бахтияр
– Кто это?
– не понял Коробов.
– А вы что, не знаете?
– изумилась Вострикова.
– Рокгруппа "Отбойный молоток". Снимают в "танке" видеоклип. Ардалион Витольдович вам разве не говорил?
"Танком" в больнице прозывалась довольно большая комната для особо буйных, в которой не было абсолютно никакой мебели. Стены, пол и потолок "танка" были обклеены толстым-толстым слоем пеноплена.
– Не успел, значит. За валюту, что ли?
– Ну да. Денег на лекарства, сами знаете, почти не выделяют. Только за счет родственников больных и выкручиваемся. Но не у всех они богатенькие Буратины.
Они подошли к "люксу" - одной из лучших отдельных палат больницы. Только вряд ли Бурлацкий осознает, какой чести удостоился.
Ардалион Витольдович сидел на кровати. Его босые ноги стояли на красивом серебристо-сером паласе. Взгляд, как всегда после аминазина, мутно-сосредоточенно-отстраненный. Коробов называл его - коллапсирующий.
– Ардалион Витольдович, как вы себя чувствуете?
Главврач медленно повернул голову в сторону вошедших, наклонил ее, словно прислушиваясь. И было совершенно очевидно, не к словам Родиона Гордеевича он прислушивается, но к чему-то еле слышному, но неизмеримо более важному в себе самом.
– Анекдот! Нет, ты подумай только: просто анекдот!
– сказал он вдруг низким, как у генерала Лебедя, голосом. Лицо Бурлацкого исказила болезненная гримаса.
– Не нужно, Родион Гордеевич!
– шепнула старшая медсестра.
– Я сам знаю, что нужно, а что нет, - вспылил вдруг Коробов.
Ну вот, ни с того, ни с сего... Ничего, пусть знает свое место. А то все завотделениями на цыпчках уже перед нею ходят.
– Ну конечно, лучше!
– подозрительно охотно согласилась Вострикова.
Они вышли из палаты.
– Бурлацкий сегодня оперативку почему-то на час раньше созвал, продолжила рассказ о происшествии Галина Игнатьевна, хотя Коробов и не просил ее об этом.
– А когда все собрались, вдруг сказал эти же самые слова, про анекдот. И начал биться головой в стену. Все было так неожиданно... Даже мы, профессионалы, не сразу поняли, в чем дело. Я подумала вначале, он нас просто разыгрывает. И не только я. Ющенко тоже, даже улыбаться начал!
В голосе Востриковой явственно звучали нотки восторга. Неудивительно. Об их вражде с Бурлацким - как, впрочем, и с его предшественником - знала вся больница. Но радоваться чужому горю... Видно, старшая и сама расслышала эти нотки и даже поняла их неуместность, поэтому и замолчала так резко. Как, однако, весомо у нее прозвучало: "Мы, профессионалы!.." Куда конь с копытом -туда и рак с клешней.