Просто Иван
Шрифт:
– Всё? Или ещё чего произошло?
– Оберлейтенант, пребывая в лёгкой неге от прочтения письма из дома, и не сразу понял всего смысла сказанного.
– Больше ничего. Только эти унтерменши совсем ополоумели: несмотря на команды стоять пытаются кричать что-то про ранение нашего лейтенанта и его солдат.
Эти слова подействовали на офицера как ушат холодной воды, и он вскочил со стула.
– Что?! Чего вы стоите передо мной, когда офицер в опасности?! Где медики?!
Мюллер побледнел, часто заморгал и, начав слегка заикаться, инстинктивно сделав полушаг назад, пролепетал:
– Стрелки с моего наряда
– Эти недочеловеки живы, а воины вермахта мертвы?!
– Оберлейтенант, негодовал.
– Почему, как так получилось? Переводчика сюда! Живо! И этих ублюдков, что не уберегли жизнь представителей высшей расы! Всех! Раненых и мёртвых, всех сюда! Я живых допрошу, и выжившие позавидуют мёртвым - я их живьём закопаю!
Брань возмущённого офицера, мгновенно разлетелась по всему лагерю, и привлекла внимание всех солдат отдыхающей смены. Кто мог, подходили поближе, кому не повезло, те напрягали слух в ожидании шоу под названием - наказание нерадивых Иванов. Что обещало стать весьма ярким событием, как-никак, многодневное, нудное стояние перед лесом: в полной глуши, своим единообразием выматывало и угнетало дисциплинированное немецкое воинство. Нависшую над своими головами грозу почувствовали и виновники переполоха: поэтому, они, не отпуская поводьев, шли мимо группирующихся вокруг своего офицера немцев. Двигались как нашкодившие псы, смотря только себе под ноги, и постепенно замедляя шаг.
– Как будто это могло сильно отсрочить неизбежную в таких случаях расплату.
Наблюдал за этой процессией и оберлейтенант Нойманн. Он картинно широко расставив ноги и спрятав руки за спиной, стоял возле бронетранспортёра; его надменный взгляд буравил полицая, ведущего под уздцы коня первой, и весьма скрипучей телеги. Вилли знал, какое впечатление наводит на местных унтерменш вид германского офицера выражающего своё недовольство.
– Пусть эти твари трепещут, видя насколько я зол за то, что они не сберегли жизнь моего боевого товарища.
– Распаляя себя, думал оберлейтенант.
– Чем больше я их додавлю сейчас, тем скорее узнаю правду о гибели лейтенанта Вебера.
Не доезжая до немецкого офицера, приблизительно трёх метров, Худощавый полицай остановился и, поспешно сняв с головы свою нелепую шапку, замер, уничижительно опустив голову.
– Слушай Иван. Почему ты стоишь передо мной, а мой боевой друг и его товарищи погибли? Отвечай!
Измождённый, седовласый, небрежно подстриженный полицай вздрогнул от резкого оклика. Когда ему перевели вопрос, то вообще втянул голову в плечи: на манер испуганной черепахи. Это только усилило желание Вилли, сурово наказать трусливых аборигенов.
– Как стоишь свинья?! На колени! ...
Неожиданно, полицай исподлобья взглянул на Вилли, и снова потупился. Однако Нойманна как током прошибло, и он осёкся на полуслове. Стало понятно почему ему казалось, что он чего-то недоглядел, какую-то важную мелочь. И вот сейчас, всё стало на свои места. На оберлейтенанта посмотрел не затравленный холуй, а человек полный ненависти и решившийся на какой-то отчаянный поступок. После чего офицеру стало понятно, что вернувшиеся полицаи слишком истощённые и одеты одежду, явно снятую с чужого плеча.
Так
– Бах, бах.
– Дважды из его ствола вырвались два еле заметных дымка. В грудь истинного Арийца что-то сильно ударило; обожгло чем-то горячим - достав до самого сердца: которое после этого последний раз встрепенулось и остановилось. Уже угасающее сознание зафиксировало, как из второй телеги неизвестная сила вывалила нескольких покойников, под которыми оказались вполне живые партизаны, которые, в свою очередь, упав у колёс телег, открыли беглый огонь по его растерявшимся солдатам. В следующую секунду земля устремилась навстречу лицу Вилли.
Глава 21
Иван заметил, что его затея с переодеванием раскрыта, впрочем, сейчас это было уже не важно: цель достигнута, отряд максимально сблизился с противником, при этом враг, видя перед собой разбитые и деморализованные партизанами остатки группы своих холуёв именуемых полицаями не ожидает никакого нападения. Вот 'раскусивший" его холёный немецкий офицер - таких типажных людей только на агитационных плакатах рисовать, онемев от удивления, потянулся к пистолету, Ваня с криком: - 'Бей"!
– резко упал на утрамбованное покрытие широкой лесной дороги. В былые времена, играя с друзьями в страйкбол, он таким образом частенько уходил с линии огня. Бац, бац. Два пистолетных выстрела раздались набатом - запустив отчёт времени, в коротком отрезке которого будет решено: вырвется ли группа Ивана из окружения, или поляжет в этом неравном и авантюрном по своей наглости бою.
Оберлейтенант, видимо так и не успел понять что произошло: немного шатнувшись, его тело упало как подрубленный столб. К офицеру немедленно кинулись двое солдат. Бац, бац. И они легли так, и не добежав. Перекат к убитому офицеру - его извлечённый, но так и не пущенный им в дело пистолет в руках у Ивана. Ещё два хлопка, уже по второй паре немецких пехотинцев спешащих на помощь к своему командиру. Впрочем, пистолетные выстрелы больше не были различимы на фоне трескотни и криков боя, возле телег застрекотали оба партизанских пулемёта. А внезапно 'ожившие" бойцы, переодетые в одежду полицаев, также из позиции лёжа, стреляли из своих ППД короткими очередями. Может быть не все попадали в цель, но этого уже не исправить.
Впрочем, зачастил и немецкий пулемёт, установленный на кормовой аппарели бронетранспортёра.
– Увить, увить - в опасной близости мерзко свистнули пули. Рядом с Непомнящим взвились пыльные фонтанчики от пуль. Всё внимание переносится на стрелка, ставшего за MG. Первый, спешный выстрел уходит в 'молоко", зато второй, или быть может третий, оказался результативным: немец неестественно дёрнул головой и скрылся из виду. Через пару секунд, германская 'газонокосилка" заработала снова. Пришлось снова отвлекаться на него и уже с первого выстрела ликвидировать очередного немца ставшего у пулемёта.