Просто металл
Шрифт:
Гладких не понял:
— За что же ему полагается?
У костра засмеялись. Чернявый объяснил:
— Это у Палыча нашего приговорка такая. Он и про себя, если рассказывать начнет, то непременно скажет: «Подсадили меня в тридцать восьмом, как полагается…». А Лешка вон проветриться вышел. Сюда петляет.
Со стороны барака, не попадая на тропку и по колено проваливаясь в снег, брел начальник смены Алексей Важнов — без шапки, в распахнутой настежь телогрейке. Еще не дойдя до костра и не видя Гладких, он заорал истошно,
— Чего расселись, распротак вашу так?! А ну, лезь по шурфам, пока ломом не вытянул!
У костра никто не шелохнулся, с любопытством поглядывая не на Важнова, а на Гладких. Начальник смены подошел, дыша тяжело и прерывисто. Небритое пунцовое лицо его и нетвердая походка не оставляли сомнений в его состоянии. Иван встал.
— Слушай, товарищ дорогой, иди-ка проспись. А потом уже появляйся на полигоне.
Тот остановил на Иване остекленевшие глаза.
— А т-ты кт-то т-такой?
— Иди-иди, — твердо повторил Гладких.
Важнов вдруг обмяк.
— А я что? Я зав-всегда п-пожалуйста.
Он опустился на снег и вдруг совершенно неожиданно взревел:
— Ой, да ты, калинушка!..
В этот же день — еще девять километров по зимнему бездорожью «в пешем строю», как он любил выражаться, — Гладких вернулся на прииск.
— Не то гаек, не то пороху не хватило, — комментировал исчезновение нового начальника похожий на цыгана парень.
— Точно, — поддержал его экскаваторщик. — Здесь отработался — пошел на новое место проситься, Быть Лешке нашим начальником.
Прошло два дня. Шурфовщики, больше по привычке, чем по чувству долга, продолжали ковыряться в мерзлой, земле, когда утреннюю тишину нарушил натужный рев тракторного мотора. Даже восьмидесятисильной машине нелегко было продираться сквозь заснеженные заросли кустарника.
— Интересно, — первым нарушил молчание черноглазый. — Леший здесь новую технику осваивает, что ли?
Пожилой шурфовщик, проработавший на разведывательном участке дольше всех — месяцев пять, — возразил:
— Начальство едет, как полагается. Четыре месяца назад мы километрах в трех отсюда шурфы били, так директор в тот раз тоже на тракторе приезжал.
— На персональном эс-восемьдесят, выходит?
— Вроде того.
Но это был Гладких. Он шел впереди машины, показывая трактористу дорогу. За трактором, тяжело переваливаясь с полоза на полоз, двигались огромные сани-волокуши. Груз на них оказался столь же разнообразным, сколько и неожиданным для шурфовщиков. Первое, что им бросилось в глаза, было кубометра два сухих дров — предмет несбыточных мечтаний каждого, кому доводилось дежурить по бараку.
— Вы что думаете, я и разгружать за вас буду? — раздался веселый голос Гладких. — А ну, поторапливайтесь, не задерживайте тракториста!
Шурфовщики ринулись к волокушам. Табуретки и тумбочки передавались сверху вниз, от одного к другому и исчезали
— Да это же не трактор, а корабль Синдбада-морехода! — кричал цыган, заглядывая в матрацный мешок, набитый постельным бельем.
Но самый бурный восторг вызвал огромный титан.
— Вот это самовар, я понимаю!
— Василь, слышь? За тобой следом с экскаватора котел привезли!
— Зря тракторист горючее жег. Растопил эту штуку и шел бы себе под паром.
Чего стоило Гладких выбить все это богатство у директора прииска, они, конечно, не знали. Иван выторговывал каждую табуретку, каждую наволочку то в директорском кабинете, то у прижимистого, как все хозяйственники, заместителя директора по снабжению. Возможно, усилия его так и не увенчалась бы успехом, если бы он не пошел на маленькую хитрость. Иван пришел к секретарю партийного бюро и, как бы между прочим, сказал:
— Странный тут у вас народ. Ничего самостоятельно решить не могут. Неужели для того чтобы создать рабочим элементарные бытовые условия, каждый раз специальный приказ по управлению или указание райкома нужно?
Намек был достаточно прозрачен. Секретарь партбюро положил ладонь с растопыренными пальцами на стол.
— Но-но-но! Не пори горячку! Заходи вечерком, соберемся вместе, обговорим все.
— Давайте обговорим, — покорно согласился Иван. — Только я предварительно еще раз с директором потолкую. Неужели он своим помощникам ничего приказать не может? Все одно: поговори с замом, поговори с помом, поговори с главмехом… А сам что?
Еще не успев закрыть за собой дверь, он услышал сзади характерный щелчок: секретарь партбюро поднял с рычага телефонную трубку. Гладких улыбнулся. Прикинув, сколько секретарю и директору понадобится времени на переговоры, выкурил папиросу и направился в директорский кабинет.
— А, Гладких! Заходи-заходи. Все за тем же?
— Так ведь за тем я и с участка пришел, Петр Степанович.
— Ну-ну. Так вот, пообмозговали мы здесь все, значит, и решили твою заявку, насколько можно, удовлетворить. Доволен?
— А это смотря но тому, что вы сможете.
— Ну, не обидим, я полагаю. Только вот насчет трактора, чтобы доставить всё это, повременить малость придется. Одна машина на ходу всего, а зам говорит, что она ему вот так нужна. — Он резанул ребром ладони по горлу. — Потерпят твои архаровцы день-два.
Гладких встал.
— Так какой же, извините, от вашей благотворительности толк? На себе я все понесу на участок?
— Не остри. Сказал: отремонтируем второй трактор и доставим.
— Я в мехцех заходил. Там говорят, что раньше чем через две-три недели машина готова не будет.
На лице директора обозначилась суровая складка.
— Кто, говоришь, тебе это сказал?
— Люди, говорю, сказали.
Еще минут через десять было получено директорское согласие и на трактор.