Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке
Шрифт:
Вот, у него есть жена. Теперь надо вроде бы заботиться о ней, думать о продолжении рода, о детях, о благополучии семьи… Какое, к черту, благополучие, если жена выступает в роли спонсора их семейной жизни! Дети… Нет, только не сейчас. И на кой черт он согласился жениться?
Если бы Наташа была беременна от него… Если бы Наташа была рядом… Господи, ну почему все получается не так, как хочется?! Разве он так уж много просил у судьбы? Всего-то — чтобы рядом была любимая женщина, от которой и на пару часов уходить не хотелось
Кто в этом виноват? Конечно, он сам. Но и она тоже! Наташа, ты ведь не позвонила, не спросила, как я живу. Ты совсем забыла о том, что было? Неужели? Нет! В это невозможно поверить! Наташа! Наташенька… Ты все равно будешь моей. Мы будем вместе!
Вечером Лариса объявила:
— Сережа, ты больше не работаешь в «комке». Мой муж должен заниматься престижной деятельностью.
— Ты так считаешь? — усмехнулся он. — А кто решает, что престижно для меня, а что нет?
— Я. Я считаю. И уже договорилась с нашим генеральным директором о том, что ты будешь в нашей фирме начальником отдела сбыта.
— Ты уверена, что я что-то сбуду? — снова усмехнулся Сергей.
— Уверена. Я тебе помогу. И Валет будет рядом, поможем тебе освоиться в новой должности. Платить тебе будут для начала двадцать тысяч в месяц.
Услышав о такой сумме, Сергей не на шутку встревожился:
— Но я ведь совершенно не знаю, что нужно делать! Если такая зарплата, и ответственность, видимо, немалая. Слушай, я не хочу, чтобы со мной опять случилась финансовая катастрофа.
— Пока мы рядом — не случится, — заверила Лариса.
— Вот спасибо, — поклонился Сергей.
— Это только начало, милый мой, — томно потянулась Лариса. — Иди ко мне, я расскажу, куда мы поедем послезавтра!
— Хорошо, Петр Яковлевич, — помрачнел Ратковский. — Я встречу этого гирейского наркомана, сведу его с людьми Радика. И все. На этом мое участие в деле кончается. Мы договаривались с вами, что в операциях криминального свойства я пас.
— Тебя что-то беспокоит?
— Конечно. Я не хочу участвовать в грязной игре.
— Я тоже. Но это необходимость. Ты сам знаешь, как нам нужен сейчас Радик. Я рискнул только ради нашего общего дела. Ты, между прочим, имеешь с него проценты. Поэтому перестань дергаться.
— Я не верю этому парню. Не верю — и все.
— И я не верю. Но что он может сделать? Мы передаем его людям Радика — и точка. Дальше — их дело. Радик очень заинтересовался этим каналом, возможно, он станет его разрабатывать. Это — его проблемы. Наше дело — заставить Радика работать на фирму.
— Не исключено, что он попытается нас обмануть. Тем более причина для этого есть.
— Каким образом?
— Что-нибудь придумает.
— На Радика работают профессионалы, Олег. Я предупредил его: первая встреча, нужно быть особенно внимательным.
— Но я линяю сразу, как сведу их вместе.
— Хорошо. Я поговорю с Шеваровым, пусть дальнейший ход операции контролирует кто-то из людей фирмы. И деньги мне привезет, если все будет в порядке. В конце концов не мне одному это нужно, для блага всей фирмы стараюсь.
— Петр Яковлевич, с этого дела мне проценты не нужны.
— Боишься? Не узнаю тебя, Олег.
— Не нравится мне эта затея. Не знаю, почему, но не нравится.
Валентин Плешаков неторопливо прохаживался по Тверскому бульвару. С виду — обычный парень в кожаной куртке и джинсах, скорее всего, ждет свою девушку, которая, как водится, опаздывает на свидание. Но если присмотреться, нетрудно заметить, каким нервным, злобным, настороженным взглядом шарит он по сторонам. Таким взглядом не ищут опаздывающую девушку.
Москва не понравилась Плешакову. Чужой город, непонятный, огромный. Здесь не вычислишь, кто — свой, а кто — враг, не рассчитаешь пути отхода в случае прокола, не поставишь своих ребяток, чтобы прикрыли или помогли. Он один, и надеяться должен только на себя — на свое чутье и быстроту реакции.
Дошел до Тверской. Вот Пушкин стоит спиной к кинотеатру «Россия». Вспомнился старый анекдот: «Почему Пушкин стоит спиной к кинотеатру «Россия»?» — «Не может же он стоять спиной к магазину «Армения»!»
Плешаков развернулся и, взглянув на часы, зашагал в обратном направлении, к памятнику Тимирязеву. По аллее Тверского бульвара гуляли в обнимку парочки, на лавках сидели старики и молодые мамы с колясками. Живут себе люди, никого не боятся, не вертят головой направо и налево, как он. Время уже — седьмой час, осточертело ждать! Последние силы выматывает это напряженное ожидание.
Ратковского он узнал метров за пятьдесят, не обрадовался, лишь крепче сжал кулаки в карманах куртки.
— Все нормально? — не поздоровавшись, резко спросил Ратковский, подойдя почти вплотную.
— Меня здесь никто не знает. — Он шагнул в сторону, встал спиной к старому тополю, не вынимая рук из карманов. Один кулак сжимал рукоятку ножа с выкидным лезвием. — Если вы в порядке, никаких проблем.
— Мы в порядке. Пошли.
— Куда?
— Передам тебя покупателям, все вопросы будешь решать с ними.
— Что за люди?
— Увидишь. Товар, конечно, в камере хранения на Курском?
«У, сука! — злобно подумал Плешаков. — Все знает, гад!»
— В надежном месте. Будут бабки, будет и товар.
Ратковский, не говоря больше ни слова, решительно двинулся влево, к чугунной ограде бульвара, легко перепрыгнул ее, подошел к белому «ауди», стоявшему у обочины, наклонился к окошку. Плешаков остановился рядом. В машине сидели двое черноволосых парней: один за рулем, другой рядом, на переднем сиденье.