Просто Наташа, или Любовь в коммерческой палатке
Шрифт:
Ирина стояла рядом с Валентиной, чувствуя на себе недвусмысленные взгляды, и больше всего на свете хотела поскорее уехать из этого села. Казалось, вот-вот на нее могут наброситься — пьяные же, сейчас только смотрят, а через минуту и потрогать захотят! Надежнее всего было бы стоять рядом с Аристархом, но Валентина не отпускала. Там тоже было очень зыбкое равновесие, не дай Бог поймут не так — мордобой получится нешуточный.
И лишь когда погрузили свои вещи в кузов бортового «ЗИЛа» и сами забрались туда, когда машина сорвалась с места и, набирая скорость, помчалась прочь от села, спало нервное напряжение; и началось
— Отныне мы будем величать тебя Аристархом Кундуйским, — провозгласил Валерка Пивовар. — Спаситель ты наш! Ура Аристарху!
— Ура-а! Ура-а-а! Мишке Крутому, великому танцору — ура-а!
Аристарх сидел в углу, обняв Ирину за плечи.
— Волшебная сила искусства, — улыбнулась Ирина. — Похоже, это действительно так.
— Так, так, — подтвердил Аристарх. — Но все это чепуха. Ничего не помню — только тебя. Ты никогда не танцевала, никогда не была такой сумасшедше красивой, Ира. Они же все обалдели, глядя на тебя! И я тоже.
— Это, наверное, от волнения, — засмеялась Ирина. — Мне было очень страшно и… ты не поверишь — очень приятно танцевать с тобой.
— Мне тоже было немного не по себе, — признался Аристарх. — Я все же не Мишка Крутой. Хотя кое-что могу, но связываться с пьяной оравой в незнакомом селе — это самоубийство. Я не собирался их трогать, но когда этот кретин вылез и стал кривляться перед тобой, не выдержал. Глупо, но ничего не мог поделать. Если бы кто-то притронулся к тебе, я бы прибил его. Сразу же. Потом бы вырубил еще двоих-троих — и все. В лучшем случае остался бы жив, а что с вами случилось бы, трудно и вообразить. Так что я поступил очень глупо и неосмотрительно, а спас нас Валерка, вовремя притащил этого агронома.
— Арик, если девушка кого-то делает глупым хотя бы на время, это что-то значит? — Ирина теснее прижималась к нему.
— Конечно, — убежденно ответил Аристарх. — Это значит, что кто-то поглупел настолько, что забыл спросить: а сейчас все еще рано? — Он наклонился и поцеловал Ирину в губы.
Она ответила ему. И в общем шуме и гаме, в жуткой тряске это казалось вполне естественным.
9
Валентин Плешаков приехал в Кропоткин и сразу же направился на междугородный переговорный пункт. У Плешакова было отличное настроение. Наконец-то он придумал, как проучить борзых московских бизнесменов. Они думают, что можно запросто приезжать в Гирей и оскорблять самого Валентина Плешакова? Ошибаются, козлы! Он не забыл, что случилось в тот вечер у забора. И никогда не забудет. Приемчики всякие знают телохранители? С пушкой разгуливают?
Суки! Плешаков снова, в который уж раз, отчетливо вспомнил минуты своего позора и унижения, и дикая злоба сверкнула в его глазах, заскрежетали зубы в непосильной попытке остановить видение. Суки! А Наташка, наверное, стояла за калиткой и все слышала. Даже
А его почти на ее глазах — мордой в грязь, как последнего лоха! Если бы перед кентами гирейскими, которые уважают его, никогда бы не простил. А перед Наташкой — в десять раз обиднее!
Думают, он забыл? Пусть думают! Он будет с ними работать, бабки себе на «мерседес» заколачивать… Да ты, сука, самолетом не откупишься за то, что сделал! Телохранители у тебя, бронированные двери… не подкопаешься? Так можно с другой стороны тебя накрыть, с какой — Валентин уже знает. Поплачешь, паскуда, а Наташка свободной станет, тогда и с ней можно будет поговорить, получить то, что положено.
В переговорном пункте Плешаков разменял пять рублей на пятнадцатикопеечные монеты, зашел в кабинку, набрал номер. Связь, конечно, была хреновой. Но с пятого раза дозвонился. Знакомый, ненавистный голос телохранителя ответил: «Да».
— Привет, начальник. Это Плешаков из Гирея. Помнишь такого?
— Я слушаю вас, — бесстрастно произнес Ратковский.
«Боится, хмырь, сучий потрох! — со злорадством подумал Плешаков. — Правильно боится, сучара!»
— Все нормально, начальник. Когда ехать в столицу?
— Когда сможешь.
— Могу — хоть завтра. У вас там все на мази? Готовы к встрече дорогого гостя? — усмехнулся Плешаков. Злость понемногу проходила. Он сжал кулак — вот они где, здесь! Пока еще трепыхаются, чего-то о себе думают… ну-ну, посмотрим, что вы запоете, ребятки! — Завтра сяду в поезд, в Москве буду послезавтра, во второй половине дня.
— Все, как и договаривались? Количество, качество?
— Лучше не бывает. Короче, где тебя найти? И как все это будет происходить?
— Это не телефонный разговор. Искать меня не нужно. Послезавтра в шесть вечера будешь прогуливаться по Тверскому бульвару. От памятника Тимирязеву до Тверской и обратно. Я тебя сам найду. Встретимся, обсудим детали. Вопросы есть?
— А как же, обязательно есть. Это я в контору звоню или как?
— Какая тебе разница? — Чувствовалось, что ему не нравится этот разговор.
— Да я просто так, подумал… если это контора, может, где-то поблизости Наташка, я бы с ней парой слов перекинулся. Ты ж помнишь, мы даже не попрощались, а это нехорошо.
— Наташи здесь нет, если б и была, не стала бы говорить с тобой. А что касается прощания — в следующий раз веди себя прилично и тебе позволят попрощаться. Мы не злодеи.
— Да? Ну, ладно. В общем, послезавтра. Тверской бульвар, так? По какой стороне ходить? — Посередине. Там аллея, вот по ней и ходи.
— Но ты не задерживайся, начальник. Мне долго рисоваться там не в кайф, сам понимаешь. Привет передавай Наташке и ее мужу, большому белому бизнесмену. Пока!
Плешаков повесил трубку, ухмыльнулся, подбрасывая на ладони оставшуюся мелочь. Выйдя из кабины, пошире распахнул дверь, пропуская девушку, ожидавшую своей очереди. А когда она шагнула вперед, пошлепал ее по заду, туго обтянутому синими джинсами. Девушка дернулась, влетела в кабину, захлопнула за собой дверь и лишь после этого покрутила пальцем у виска: