Просто работа
Шрифт:
Наконец он понял, что его план рухнул. Уходить в тайгу не имело смысла- жизнь преступника в бегах, ему явно не нравилась.
И что оставалось? Хатанов еще долго ходил по караульному помещению, выходил на улицу и опять возвращался. Никто и никогда не узнает, что думал Хатанов в это время, кроме одного- он принял решение покончить жизнь самоубийством.
Катков и Приполов долго не решались выбраться из башни, но вынуждены были это сделать, что- бы не замерзнуть. Вниз спустился Приполов, а Ремезов находился в башне в готовности помочь другу в случае опасности забраться назад и закрыть люк.
Увидев,
Вот и все! Трагическая история о нереализованных амбициях струсившего перед не самым крутым поворотом судьбы человека, посчитавшего, что жизни других не больше, чем средство для достижения цели.
В деле имелось и представление, в котором Смирнов указал на нарушение требований Устава гарнизонной и караульной службы, но он сомневался, что оно будет реализовано. Ведь командир части действовал на основании приказа Министра Обороны РФ, посчитавшего, что караульным не стоит иметь при себе боеприпасы.
Вообще, расследуя это уголовное дело, Смирнов отметил, что еще никогда не сталкивался с таким количеством лжи, лицемерия, равнодушия и еще целым рядом отвратительных черт современного человека.
Чего только стоила выходка замполита, уничтожившего очень ценное вещественное доказательство. Несмотря на требование Смирнова, поддержанное и прокурором Армии, этого офицера увольнять с военной службы не стали и перевели «от греха подальше» в другую часть.
А другие участники событий! Как только они не изворачивались, что бы убедить следствие в своей непричастности, не внимательности, наделяя Хатанова сверх способностями при планировании злодеяния. А ведь могли бы честно признаться, что им откровенно на все вокруг наплевать. Это Смирнов все-таки установил, но каких трудов ему такое стоило.
В этой части Смирнов сравнивал себя с Остапом Бендером, заявившем, что при расследовании «дела» Корейко он потерял веру в человечество.
Единственный кто повел себя в этом деле порядочно, оказался Хабибулин. Видимо, тут сказалось и то, что он не намеревался дальше продолжать службу, а так же искренне сожалел, что не смог хорошо узнать Хатанова и тем самым предотвратить трагедию. И Смирнов верил этому офицеру. Конечно, насколько это может себе позволить прокурорский работник.
Вечером он выехал в аэропорт, встречать прокурора, решившего после посещения столицы наведаться и к нему.
Несмотря на позднее время, прокурор потребовал показать ему проект постановления о прекращении уголовного дела, хотя Смирнов и сообщил, что еще не успел написать его до конца.
Скуратов долго читал постановление, а Смирнов пытался по его лицу определить, что думает по поводу его содержания начальник. Наконец прокурор отложил бумаги в сторону.
– В общем, готов признать, что расследование Вы провели качественно, а главное, объективно. Вот только у меня сложилось впечатление, что на крышку гроба каждого погибшего Вы положили таблички с одинаковыми
– Немного странное определение, но, в целом, Вы правы. Каждый из погибших совершил нечто, что вызывает, как минимум, осуждение.
Начальник караула откровенно наплевал на требования устава, чем создал условия Хатанову для совершения преступления.
Котов и Ремезов, занимаясь банальным вымогательством и шантажом, преступили закон.
Даже Холмогоров, не совершивший ничего, именно этим и виновен. Он единственный кто общался с Хатановым и знал, что тот попал в зависимость от Котова и Ремезова, но никому ничего не сказал, чем и подписал себе смертный приговор. Он не захотел быть «стукачом». Что же, это его право, и он стал мертвым.
И насчет других, выживших, могу сказать то же самое.
Приполов и Катков знали о происходящем, но никак этому не препятствовали, хотя и являлись сержантами, обязанными поступить не только по Уставу, но и по совести. Это же можно в полной мере отнести и к Осокину с Фисенко, равнодушно наблюдавших за происходящим. А ведь они сами могли оказаться на месте погибших!
Прокурор внимательно его выслушал. Но как то странно он себя вел. Александр уже довольно долго знал шефа и мог сейчас поклясться, что тот собирается сказать что- то очень важное и, очень не приятное.
– Скажите, Александр, а все ли факты, касающиеся этого дела, Вы исследовали. Согласен, главный преступник мертв. А может, есть еще другие, кто по глупости или лености совершил преступление или, наоборот, не совершил необходимого для его предотвращения?
Смирнов внутренне напрягся, но отвечать не спешил.
– Вы ведь знаете, что я к Вам сразу из столицы. Так вот, там считают прекращение дела не совсем правильным решением. К статистике это не имеет никакого отношения, но, и это нужно учитывать. Например, посовещавшись с вышестоящими прокурорами и судьями, мы пришли к очень интересному решению этой проблемы. Скажите, а роль Хабибулина в этой истории, Вам не кажется, как бы так выразиться по точнее, не совсем соответствующей требованиям Устава. Не в отношении Хатанова, а в отношении других подчиненных. Почему то нам всем показалось, что налицо превышение должностных полномочий или злоупотребление ими, тут есть некоторые разногласия. Если такое имеет место, то и решение принять нужно. Выделим из дела Хатанова материал, возбудим дело в отношении Хабибулина, а потом опять их соединим в одно производство и направим в суд. Получится, что по имеющему такой общественный резонанс делу появится осужденный. Поверьте, все абсолютно уверены, что Хабибулина обязательно осудят.
Смирнов слушал прокурора и все больше мрачнел. Скуратов это видел хорошо.
– Так я уже вынес постановление об отказе возбуждении уголовного по этим фактам в отношении Хабибулина. И, между прочим, там все очень подробно описал. По моему глубокому убеждению, нет там состава преступления. Дисциплинарный проступок, да. Но, не больше.
– Я читал его. И, мало того, я это постановление брал с собой в Москву. Конечно, там все это описывается. А Ваше решение можно и отменить. Вот завтра я вынесу постановление и направлю его Вам вместе с письменными указаниями. А Вам и деваться некуда. Вся ответственность на прокуроре. А уж мы его осудим! Я не сомневаюсь.