Просто работа
Шрифт:
Теперь он знал, что произошло в карауле в тот роковой день. Заключения десятка экспертиз, в том числе и посмертной психолого-психиатрической, сотни допросов, десятки следственных экспериментов и еще множество других материалов уместились в шести томах уголовного дела.
Предпосылки к трагедии возникли давно. Действительно, командир роты охраны Хабибулин, смог свести проявления неуставных отношений практически к нулю. При этом он, иногда действовал не совсем обычными методами, но, по искреннему убеждению Александра, все-таки не перешел допустимую грань. Этот вопрос Смирнов изучал особенно тщательно, но все-таки пришел к выводу, что Хабибулин не совершил преступления. Вот чего не смог командир роты предусмотреть- желания самого Хатанова поучаствовать
Согласно содержания протоколов допросов друзей и учителей Хатанова, тот очень боялся отца и поэтому панически опасался его расстраивать. Хорошей физической подготовке он был обязан занятиям в секции восточных единоборств и тренер очень его ценил. И отец его серьезно настроил на стремлении не просто отслужить в Армии, а возвратиться, как минимум, сержантом с самой отменной характеристикой. И его сын не видел никакой альтернативы этому наказу.
В день трагедии Хатанов получил очередной денежный перевод в 1000 рублей и разговаривал с мамой по телефону. Часть этого разговора слышал один из сослуживцев, уверенно заявивший, что Хатанова разговор очень расстроил. В беседе Хатанов говорил, что «просил больше» и, что «ему сломали жизнь». До этого, по пути на почту, солдаты заходили в военторг, где Хатанов спрашивал у продавца о наличии двух комплектов летней камуфлированной формы 46 размера третьего роста и их стоимости. Допрошенного свидетеля это удивило, так как размер и рост Хатанова явно был больше, да и ему самому она пока явно не требовалась. Впрочем, тогда он подумал, что Хатанова попросил узнать это кто-то из собирающихся «дембельнуться» сослуживцев. Приобретение новой формы «на дембель» практиковалось довольно часто. Приехать домой в новеньком «камуфляже» мечтали многие, ведь их форма за год службы уже не являлась достойной «уважаемого дембеля».
В тот день Хатанов купил блок сигарет и сладостей. По одной пачке с вложенными «сотками» он передал Котову и Ремезову, остальные обнаружились в его личных вещах, в каптерке. Вообще, многие солдаты отмечали особенную замкнутость Хатанова еще за неделю до трагедии, но тогда никто этому значения не предал. Вообще Хатанов очень мало общался с сослуживцами, ограничиваясь только периодическими беседами с Холмогоровым.
Мама Хатанова косвенно подтвердила сведения о телефонном разговоре, заявив, что требования сына присылать ему деньги ее удивили, но не больше. Она, видите ли, думала, что тот тратит деньги исключительно на продукты. А требуемую сумму в 3000 рублей не выслала ему потому, что это уже серьезно подрывала итак не богатый семейный бюджет. Кроме этого, посовещавшись с отцом, они решили ближайшие полгода денег сыну вообще не посылать, что бы совсем не разбаловался. И об этом она и сказала сыну во время последнего разговора.
Таким образом, Хатанов, взявший на себя «повышенные» обязательства перед «дедушками» Ремезовым и Котовым, понял, что не сможет их реализовать в полном объеме. А ведь он так близко приблизился к заветной цели. Долгое время снабжал «своих дедушек» сигаретами, передавал небольшие суммы денег, тратился на продукты. Оставалось только преподнести два новых комплекта формы. Но тут родители совсем не вовремя посчитали, что итак много послали сыну денег, и в ближайшее время решили прекратить посылать переводы. Получается, он зря все это время «прогибался» и теперь его обязательно «опустят» перед молодым пополнением со всеми вытекающими из этого последствиями. В то, что Котов такое совершит, он ни секунды не сомневался. Тем более, Хатанов поклялся, что обязательно «подгонит камуфляж» и тот уже даже приобрел под это аксельбант, полусапоги, кепку и еще много другого. Кто ему компенсирует эти затраты? Котов не относился к той категории людей, что готовых прощать другим. Наверняка потребует у Хатанова возмещение понесенных затрат. Сержантских лычек и подобострастного отношения, ему при таких обстоятельствах не видать! Конечно, Хабибулин, его хорошо ценит, но что будет, когда другие солдаты будут откровенно игнорировать его
Конечно, Хатанов мог и раньше предполагать, что его затея провалиться и пытаться спрогнозировать свои действия. Видимо поэтому, на посту он начал писать на деревянных рейках фразы, явно указывающие на возникшие у него проблемы с сослуживцами. Как бы вести дневник с размышлениями.
Проводивший экспертизу психолог предположил, что Хатанов уже к тому времени думал о возможности убийства товарищей, но пока боялся этой мысли и думал, что обнаружившие эти надписи офицеры роты остановят его. То есть, он как бы оставлял для себя путь к отступлению. К сожалению, человеческие слабости сослуживцев, легкомысленно не придавших этому значения, а может и просто не захотевших «лишних проблем», не позволили вовремя выявить это.
Аналогичные записи содержались в восстановленных страницах блокнота. Делая эти записи, Хатанов размышлял о том, стоит ли ему делать это. Самое печальное, что он, искренне ненавидя Котова и Ремезова, безоговорочно признавал необходимость уничтожения и других, хотя, особой вины их в своих бедах не видел. Единственный вопрос, который нигде так и не получил своего разрешения- зачем были произведены действия по инсценировке событий, точнее, что преступник намеревался совершить на самом деле. Трудно догадаться, что могло возникнуть в этом мозгу, решившем пойти на все ради реализации амбиций.
Последняя надпись на рейке гласила о том, что он окончательно решился на преступление. Возвращаясь с поста, Хатанов уже приговорил всех, пока еще живых сослуживцев и начальника караула, к смерти. Тогда же он разорвал листы из блокнота.
Возвратившись в караул, Хатанов нашел какой-то предлог, и появился в комнате для хранения оружия, когда все другие ее покинули. Он поставил свой автомат в пирамиду с оружием и взял автомат, закрепленный за Котовым. Во время заряжания оружия начальник караула увидел это и попытался помешать. Автоматная очередь избавила преступника от препятствия в виде единственного вооруженного человека.
А вот тут, все пошло не совсем так, как Хатанов задумал. Ремонтирующие дверь Котов и Ремезов, сразу поняли, что происходит и бросились на улицу. Хатанов выстрелил убегавшим вслед, но Котов смог выбраться на улицу. Если бы Котову удалось добежать до проволочного ограждения, стрелку оказалось бы очень тяжело его застрелить, так как жертва имела бы возможность бесконечно долго бегать вокруг здания, а при удачном стечении обстоятельств и выбраться за ограждение, скрывшись в темноте. Ему не хватило какой-то пары секунд! Пистолетная пуля, обнаруженная у Ремезова, к этим трагическим событиям отношения не имела. Он ее подобрал на стрельбище в качестве сувенира.
Застрелив Котова, Хатанов вернулся в караульное помещение и застал Холмогорова в комнате для хранения оружия с автоматом в руках. Трудно сказать какие чувства испытал Хатанов, но он длинной очередью застрелил своего единственного друга, а потом еще несколько раз выстрелил в уже лежащее на полу тело. И в этих действиях чувствовалась беспредельная озлобленность.
Оставались еще два свидетеля, но удача окончательно отвернулась от преступника. Приполов и Катков успели укрыться в башне. Особенности строения лестницы, не позволили Хатанову открыть люк, а противоосколочная обшивка спасла спрятавшихся от рикошета. Расстреливать башню снаружи, являлось еще более безнадежным делом.
Дальше Хатанов подобрал три гильзы и выбросил их за ограждение. Потом он возвратился в помещение и вложил в руки Холмогорова автомат, предварительно заменив магазин на пустой. Вот только все это не имело никакого смысла, пока имелись двое живых свидетелей.
Вероятно, Хатанов намеревался покончить со всеми, свалить всю вину на Котова, а сам предстать как единственный выживший. Может, он даже намеревался себя ранить. Тут точно сказать нельзя, но, направленные на инсценировку событий действия, на такую мысли наводили. Причем, Хатанов в это время явно действовал, реализуя уже разработанный план, упорно не желая признавать, что он провалился.