Просто солги

Кузнецова Ольга Исааковна

— Ты веришь в Бога, Кесси? — На другом конце провода я слышу пистолетный выстрел.

Я просыпаюсь резко, вся в холодном поту. Дышать тяжело — дышать почти невозможно. И я задыхаюсь в собственных страхах, погибаю от мощных рук собственных снов, так крепко держащих меня за горло.

Но телефон звонит на самом деле. Телефон — это реальность, к которой я не хочу возвращаться.

Я испуганно оглядываюсь и, обнаружив постель Жи пустой,

чувствую, как сердце резким движением уходит в самые пятки. А затем вспоминаю — Жи сейчас у Леи. Там безопаснее, в доме с синими окнами.

С трудом заставляю себя подняться с кровати в поисках визжащего телефона. Но в голове — ни единой мысли, как будто все выкачали одним мощным рывком. Тем самым насосом по выкачиванию душ.

— Я слушаю, — хриплым голосом говорю я. Даже еще не до конца вижу, что происходит (глаза до сих пор закрыты), но слушаю, впитываю все звуки, точно губка.

В трубке молчание, но по дыханию я узнаю.

— Джо?

Снова молчание, и в воздухе как будто стоит заранее приготовленный ответ: "А кто, пасхальный кролик, по-твоему?"

— Джо, я знаю, что это ты. Говори — я начинаю терять терпение.

Но сама знаю — его молчание — это уже единственное максимально дозволенное количество слов. Его молчание — это единственное, что я могу получить после той истерики, свидетелем которой он стал. Конечно, Джо ведь думал, что я сильная. Но это иллюзия, мною собственноручно построенный воздушный замок.

— Ко мне Жи заходила, — наконец, выдыхает он.

Я злюсь, но не хочу, чтобы он об этом знал. Пусть и дальше строит свои предположения насчет того, каков же мой истинный предел.

— Почему ты не предупредила меня, что на этой неделе она будет с Леей?

— Я думала, ты не захочешь знать.

— Ошибаешься.

И снова тишина. Снова тот — прежний — далекий Джо, с которым мне не о чем разговаривать.

— Ну, теперь говорю. Ты доволен? — Мне хочется язвить, издеваться, хочется послать ему смачный пинок с доброй порцией сарказма. Это похоже на месть, на обиженную — брошенную — девушку.

— Вполне, — фыркает. А затем спрашивает своим приторно-сладким голосом; голосом плохих парней: — Не хочешь прийти? Тут про тебя все спрашивают.

И я не знаю, что на меня такого находит, что я соглашаюсь.

…

Такие дома, как этот, они не меняются. Даже если привезти сюда танк с разъяренным вьетнамским солдатом и выбить отсюда все синие стекла, это будет прежний дом с "не-моей" комнатой и тонкими-тонкими стенами.

Дом стоит между двух других, как будто

невидимый, зажатый, стиснутый. Как будто помещенный в смертельные тиски греха и порока.

И теперь я понимаю, что видеть этот дом гораздо легче, чем чувствовать. Потому что можно напиться притупляющих чувствительность таблеток и смотреть на него как на самый обычный дом. Простой дом с синими стеклами.

Уже поздно, но окна почти не горят — редкий свет в зале и приемной на первом этаже, а еще — в маленьком окошке на втором. Остальные же предпочитают забавляться в темноте.

Я осторожно толкаю тяжелую дверь, беспрепятственно поднимаюсь по лестнице и стучусь в дверь его кабинета.

И он там — все с той же опасной ухмылкой и надменным вызовом в глазах. Его взгляд так и кричит: "Слабо, Кесси, слабо?" И он знает, что мне не слабо, что я попытаюсь сыграть в эту опасную игру, из которой он все равно выйдет победителем.

Он сидит за столом, ноги — на столе, руки — на ногах. Как наевшийся сметаны кот, он нежится в тишине засыпающего Нью-Йорка. Но он не слышит, не может слышать, что в этот момент творится за тонкими-тонкими стенами. А я чувствую. Каждый раз чувствую, каждый звук слышу.

И сейчас он так похож на Шона, что ему остается только посмотреть на меня с издевкой и спросить, не забыла ли я что-нибудь. Иногда мне кажется, что все они — Джо, Шон, Ким — для меня одно лицо, один голос, одно сплошное монотонное Кесси-я-так-и-знал. И, наверное, когда я увижу Кима через несколько дней, он будет выглядеть так же, как и Джо, только вот у него волосы кудрявые, а улыбка не такая хищная. Наверное, именно поэтому я даже не хочу его видеть. Не хочу — не хочу — не хочу…

— Ты похудела, — замечает он, даже не поднимая на меня глаз. Возможно, говорит это только для того, чтобы вообще хоть что-нибудь сказать. Затем добавляет, — Синяки под глазами, всклокоченные волосы… Кесси, ты совсем рехнулась?

Он не смотрит на меня, и я даже благодарна ему за это. За то, что он не изучает мои синяки слишком внимательно и не хмыкает, глядя на мои растрепанные пакли. Я благодарна за то, что он не может чувствовать.

— Это не запрещено законом, — парирую я и опускаюсь в кресло напротив него.

(Незаметно приглаживаю волосы.)

— Я надеюсь, — ухмыляется он и впервые вплотную смотрит на меня. Изучает. — И, надеюсь, не пи-си-пи будет этому решением.

— После того, что я видела, Джо, — я делаю ударение на его вымышленном имени, — вряд ли меня потянет к чему-либо подобному.

Он звучно цокает языком.

— Поверю тебе на слово, Кесси. Как у тебя продвигаются дела… ну, с этим. Ты понимаешь. — И он ненавязчиво закуривает сигарету.