Просто солги
Шрифт:
Про себя я начинаю отсчитывать секунды. На девятьсот девяносто девятой я сбиваюсь и резко открываю глаза. Точно наступает просветление. Точно мозгу, наконец, удалось развеять туманную завесу из приторно-ядовитых запахов.
Резко вскочив с пола, я рывком распахиваю дверь, подбегаю к маленькому окошку в длинном, почти бесконечном коридоре и одним движением поднимаю запылившиеся жалюзи. На руках тут же остаются следы густой, вязкой пыли многолетней выдержки. Еще через мгновение я открываю окно, и в лицо дует порыв свежего ночного воздуха.
"Почему ты это делаешь, Кесси?"
"Я
Ни секунды не задумываясь, я перекидываю ногу через подоконник и тут же ощущаю, как сбоку ярко-малиновое платье расходится по швам. Я не оборачиваюсь. Позади остаются люди, Джо и, даже вероятно, Ким.
Но мне уже не важно.
…
Я вспоминаю овец, которых так любила рисовать Жи. Маленьких забавных зверюшек с черными кудряшками. Вспоминаю, насколько давно это было. Всего несколько дней назад, но мне кажется, что прошел уже как минимум год. Кажется, что с ее исчезновением что-либо перестало иметь значение. Джо, эта моя "работа", девушки из дома с синими стеклами, стоны за стенами. Теперь это кажется такой мелочью, не стоящим внимания пустяком, который нужно как можно скорее забыть. Который нужно выбросить из головы, из своей жизни. Все это — мусор. Грязный, бесполезный мусор.
Колени подгибаются, точно у пьяной, и теперь я ничем не отличаюсь от этих напомаженных девок. Ночных мотыльков — обитательниц ночного Нью-Йорка. У меня такое же разорванное платье, наверняка потекшая тушь и извращенная ухмылка на лице. Как у маньяка в поисках очередной жертвы.
И впервые в жизни мне удается стать обычной, такой же, как все. И не важно, что все — это лишь небольшой набор проституток. Не важно — только бы больше не чувствовать.
Я не знаю, куда мне идти. Все эти дома с моей-немоей комнатой. Все эти изнасиловавшие мой мозг Ким, Джо, Шон. Короткие имена, при мысли о которых меня тут же начинает тошнить. Но я теперь сильная, а сильным не положено думать о таких глупостях. Я склоняюсь под каким-то фонарным столбом, и меня снова начинает рвать. От нервов, наверное. Краем глаза замечаю: на столбе надпись. В темноте мне едва удается разобрать корявые буквы.
"Жри дерьмо, Джо"
Я знаю, это не про него, не про того Джо, о котором я подумала, но все равно усмехаюсь. Как будто сама это написала.
В очередной раз вывернув себя на изнанку, я брезгливо утираю рот рукавом куртки и быстрым шагом начинаю удаляться от "места преступления". Лучше бы я и вправду кого-нибудь убила.
Медленно, но верно ночные жители начинают покидать слабо освещенные улицы, и вскоре я остаюсь почти одна. Здесь холодно — я чувствую это каждой клеточкой тела. Чтобы согреться, я растираю оледеневшие ладони друг о друга, но это мало помогает — лишь сильнее становится ощущение того, что я вот-вот превращусь в ледышку.
Мне хочется лечь прямо здесь, на мокрый, покрытый осенней грязью асфальт и навсегда заснуть. Закрыть глаза и снова не видеть и даже не чувствовать. Только тишина. Вечная-вечная тишина, которая укутает меня, точно одеялом.
Но что-то внутри меня упорно требует не сдаваться, идти. Даже когда разум начинает отключаться, я все равно заставляю себя двигаться вперед, едва
В голове звучит только этот чужой, не знакомый мне голос:
"Не останавливайся… Не останавливайся… Не останавливайся…"
Обессилевшая и полумертвая, потерявшая счет времени, я чувствую себя ходячим мертвецом. Девушкой, которой когда-то один псих решил прострелить голову и не промахнулся. Уже готовая сдаться, я облокачиваюсь об стенку какого-то дома, на пыльную грязную витрину, сплошь обклеенную глупыми объявлениями. Бумага приятно щекочет кожу, а в нос тут же ударяет терпкий запах клея.
Внезапно в темноте, прямо перед собой я вижу ее. Вижу даже прежде, чем успеваю почувствовать.
Хочу окликнуть, но неожиданно понимаю — меня она не видит.
Задержав дыхание, я собираю последние силы и пропадаю во мраке. Сразу же следом за ней.
33. "Моя жизнь — это то, чего не избежать. Снова и снова"
Моя жизнь — это один сплошной замкнутый круг, из которого невозможно выбраться. Это события, повторяющиеся снова и снова. Это то, чего не избежать. Возможно, даже то, что будет завтра.
Такое чувство, что меня заперли в беличьем колесе, и мне ничего больше не остается, как безропотно крутить незнакомую окружность.
Но я не хочу этого. Не хочу, чтобы все повторялось. Чтобы один день был похож на предыдущий. Чтобы он начинался в не-моей кровати не-моей комнаты, а заканчивался в незнакомых объятьях.
И все же мои желания никого не волнуют. И все повторяется. Снова и снова.
…
В тот момент, когда я уже думаю, что больше не могу идти за ней, она останавливается и сама облокачивается об стену, как будто тоже больше не может. Как будто я — ее погоня, от которой любой ценой нужно удрать.
Она дышит тяжело, ей не хватает кислорода, и на искаженных чертах лица появляется отражение ее внутренней боли. Ногтями она вгрызается в бетонную стену, точно вот-вот упадет.
Она — единственная, кого бы я не пожелала встретить в этот вечер, и единственная, кого мне встретить удалось. Глупое стечение обстоятельств. Но мне почему-то кажется, что за ней нужно идти как на свет.
Внезапно она поднимает голову и бросает на меня пустой взгляд. Как будто ожидала увидеть. Меня, разорванное платье, облеванную куртку, взъерошенные волосы, расползшуюся тушь. Точно именно такая Кесси — нормальная.
Она улыбается мне неискореженным уголком губ и слегка поднимает вверх ладонь правой руки в знак приветствия. Но ее ладонь дрожит. И вся она трясется, точно в судорогах.
Скрипя от боли зубами, я преодолеваю разделяющее нас расстояние и опускаюсь рядом с ней. Такой же усталой, измотанной, такой же вывернутой наизнанку. Бледная кожа, засохшие почти окончательно зажившие рубцы — она кажется мне самым моим страшным кошмаром.
— Джен… Джен… Что с тобой? — Собрав последние силы, я хватаю ее за плечи, чтобы она не свалилась окончательно.