Просто вместе

Гавальда Анна

Он стоял рядом и подкручивал колесико на трубке, регулируя интенсивность тока. Ивонна считала капли и молилась, путаясь в словах. Вой сирены мешал ей сосредоточиться…

Она положила руку Полетты себе на колени и машинально теребила ее, словно подол юбки. Страх и тоска мешали ей быть поласковее…

Ивонна Кармино вздыхала, разглядывая морщины, мозоли, темные пятна и огрубевшие, грязные, в трещинах, ногти на руке Полетты. Она положила рядом свою руку и принялась сравнивать. Ну да, она моложе и не такая тощая, но главное —

жизнь ее сложилась по-другому. Работала не так тяжело, видела больше любви и нежности… Уже очень давно она не гнула спину в саду. Муж все еще валял дурака с картошкой, но все остальное они с превеликим удовольствием покупали в супермаркете, во всяком случае, овощи там чистые и не приходится обдирать латук до самой сердцевины из-за слизняков… У нее была семья: Жильбер, Натали, любимые внуки… А что имела в сухом остатке Полетта? Ничего. Ничего хорошего. Покойный муж, дочь-потаскуха и внук, который вообще перестал ее навещать. Одни только заботы и воспоминания — сплошные огорчения и невзгоды…

Ивонна Кармино пребывала в задумчивости: что за жизнь была у Полетты? Такая жалкая. И неблагодарная. А ведь Полетта… Она была такой красивой в молодости! А какой доброй! Как сияла ее улыбка… И что же? Куда все это подевалось?

В этот момент губы старой дамы зашевелились, и Ивонна тут же выбросила из головы все эти глупые философствования.

— Полетта, это Ивонна. Все хорошо, душечка… Я приехала, чтобы забрать вас, и…

— Я умерла? Это наконец случилось? — прошептала она.

— Конечно, нет, милая моя! Конечно, нет! Вовсе вы не умерли, еще чего!

— А… — прошептала Полетта, закрывая глаза. — Ах…

Это ее «ах» было просто ужасным. Короткое «ах» — и столько разочарования, отчаяния и уже смирения.

Ах, я не умерла… Ах так… Ах, тем хуже… Ах, простите меня…

У Ивонны было другое мнение:

— Ну же, Полетта, мужайтесь! Нужно жить! Все-таки нужно жить!

Старая женщина едва заметно осторожно повела головой справа налево. В знак печального, но явного сожаления. В знак несогласия.

Возможно, впервые…

И наступила тишина. Ивонна не знала, что ей сказать. Она высморкалась и с нежным участием вновь взяла руку.

— Они отправят меня в богадельню, так ведь?

Ивонна подпрыгнула.

— Боже, конечно, нет! Вовсе нет! Зачем вы так говорите? Они вас подлечат, только и всего! Через несколько дней будете дома!

— Нет. Я точно знаю, что нет…

— Вот еще новости! И почему, скажите на милость, дорогая моя девочка?

Санитар знаком попросил ее говорить потише.

— А как же мой кот?

— Я о нем позабочусь… Не беспокойтесь.

— А мой Франк?

— Мы позвоним ему и позовем его, сейчас же. Я возьму это на себя.

— Я не знаю его номер телефона. Я его потеряла…

— Я отыщу!

— Нет, не нужно его беспокоить… Он так много работает, вы же знаете…

— Да, Полетта, я знаю. Я оставлю ему сообщение. Знаете, как это сегодня заведено… У всех ребят есть сотовый телефон… Никакого беспокойства…

— Скажите ему, что… что я… что…

Она задыхалась.

Когда машина, одолев подъем, подъезжала к больнице,

Полетта Лестафье прошептала со слезами: «Мой сад… Мой дом… Отвезите меня домой, пожалуйста…»

Ивонна и молодой санитар уже успели встать.

4

— Когда у вас были последние месячные?

Стоя за ширмой, Камилла выбивалась из сил, натягивая джинсы. Она вздохнула. Знала ведь, что врач задаст этот вопрос. Была просто уверена. Была к нему готова… Влезая на эти чертовы весы, заколола волосы тяжелой серебряной заколкой, сжала кулаки и вся подобралась. Она даже слегка подпрыгнула, надеясь подтолкнуть стрелку еще хоть чуточку вправо… Увы, все было тщетно, и сейчас ее начнут «прорабатывать»…

Она поняла это по тому, как хмурился доктор, пальпируя ее живот. Все вызывало у него неудовольствие — выступающие ребра и кости таза, нелепая крошечная грудь и тощие ляжки.

Она спокойно застегнула ремень, зная, что ей ничего не грозит: она ведь не в колледже, это обычный профилактический осмотр, сейчас весь этот треп закончится и она уйдет.

— Итак?

Она сидела напротив него и улыбалась.

Это было ее секретное оружие, ее фирменный прием. Улыбнуться неудобному собеседнику, чтобы сменить тему разговора, — никто пока не придумал способа действеннее. На ее беду, доктор играл по тем же правилам. Он поставил локти на стол, сцепил пальцы и обезоруживающе улыбнулся. Видимо, он все же заставит ее ответить. Ей следовало это предвидеть: доктор был симпатичный, и она невольно закрыла глаза, когда он положил ей руки на живот…

— Ну и?.. Только без вранья, договорились? Иначе лучше вообще ничего не отвечайте.

— Давно…

— Естественно, — скривился он, — естественно… Уму непостижимо — сорок восемь килограммов при росте метр семьдесят три! Если так пойдет и дальше, вас скоро можно будет вдеть в ушко, как нитку…

— Какое ушко? — спросила она, изображая святую наивность.

— Игольное, конечно.

— Ах игольное? Извините, никогда не слышала этого выражения…

Он собирался что-то сказать, но передумал, взял рецептурный бланк, вздохнул и посмотрел ей в глаза:

— Вы совсем ничего не едите?

— Конечно, ем!

Внезапно на нее навалилась страшная усталость. Ей до смерти, до посинения надоели разговоры на тему «Сколько весит Камилла?». Двадцать семь лет ее этим достают. Всегда одно и то же. Черт бы вас всех побрал — я жива! Жива и здорова! Я могу быть веселой и грустной, храброй, ранимой и странной, как все остальные девушки на свете. Я вовсе не бесплотна!

Боже, неужели нельзя хоть сегодня поговорить на другую тему?

— Вы ведь со мной согласны? Сорок восемь килограммов — это явно маловато…

— Да… — она сдалась. — Согласна… Я давно так не худела… Я…

— Что — вы?

— Нет, ничего.

— Да говорите же.

— Я… Мне случалось выглядеть получше…

Он молчал.

— Вы дадите мне справку?

— Да, да, конечно, — раздраженно ответил врач. — Таак… Как называется фирма?

— Какая?

— Та, где мы сейчас находимся, ваша фирма…

— Touclean.

— Простите?