Просторы Многомирья
Шрифт:
Он уже собирался уходить, но что-то замешкался, сделал одно неверное движение, и споткнулся об обугленный кусок серванта. Давненько с ним такого не было; обычно, на работе, он был точен и ловок, а тут, значит, уже расслабился, предчувствуя, что тяжёлый день закончен…
Степан не упал на пол, а, выставив перед собой руки, замер в таком положении, будто собирался отжиматься. Под обломками серванта была шкатулка: обугленная, с подплавленной крышкой, но внутри шкатулки что-то отчётливо билось.
И тогда Степан быстро, пока никто не заметил,
В общем, Степан Вдовий совершил несвойственный для себя поступок и жизнь его вскоре совершенно изменилась. О чём и пойдёт речь.
Ночь… За окнами было совсем темно. Спал укутанный снежным покрывалом город..
Степан Вдовий сидел в своей комнате, за широким дубовым столом. На стене отсчитывали время часики; но их тиканье столь привычно, что Степан и не замечал его…
За дверью — спальня жены, за другой дверью — коридор, и дальше: детская, ванная, туалет, кухня. Все уже давно спали в этой квартире, да и Степан, после такого тяжёлого дня должен был бы спать. Но нет — ему совсем не спалось; странная шкатулка, подобранная в квартире погорельца Якова Фёдоровича Корбудзо, никак не давала ему покоя.
Что так шевелилось и билось в этой коробке? Зверёк? Нет — не мог это быть зверёк, потому что во время пожара шкатулка накалилась и он бы, несомненно, погиб.
Тогда что? Механизм? Но какой механизм может сидеть в шкатулке и стучаться?..
Надо сказать, что иногда, в свободное от основной работы время, Степан занимался механикой. Например, чинил часы, собрал миниатюрную железную дорогу, с поднимающимися и опускающимися шлагбаумами и другими прелестями — подарил её сыну Вите, дочери же Людмиле — собрал подвижную куклу. Сам считал эти дела своим хобби, но, тем ни менее, в ящиках его стола хранилось немало полезных инструментов.
Повертев в руках сплавленную шкатулку, Степан достал из ящика алмазную резку, и медленно, осторожно, чтобы не издавать резких, столь чуждых для ночной квартиры звуков, начал срезать налёты. Работа шла плохо: метал, из которого была сделана шкатулка, оказался слишком твёрдым.
Через полчаса Степан запыхался, на лбу его выступила испарина. Уже давно, даже во время тушения пожаров, он не уставал так, и уже не помнил, когда ему было так интересно…
Из спальни вышла жена, спросила:
— Ты что здесь сидишь? Завтра же на работу…
— Да вот, почитать, что-то захотелось, — молвил, быстро пододвигая к себе толстый фолиант Степан.
Спрятал под обложкой испачканную в золе
Степан ещё несколько раз провёл резцом по неподатливой шкатулке, разочарованно вздохнул, а затем убрал и шкатулку и свои инструменты в ящик стола и закрыл ящик ключом.
Но он, должно быть из-за усталости, не заметил, что всё же проделал в шкатулке небольшое отверстие. Это была трещинка, но что там, за этой трещинкой, невозможно было разглядеть. В шкатулке пока что никто не шевелился.
Следующий день был вполне обычным: холодный, серый, морозный и снежный день в Москве. Но ни холод, ни снег не были властны над огнём, который словно ненасытный зверь вспыхивал то в одном, то в другом месте этого огромного города. И приходилось пожарным выезжать по вызовам. Вызовы, на которых был Степан оказались пустяковыми: задымление подъезда, помойка под окнами загорелась, ещё какая-то чепуха, и весь этот день Степан думал о шкатулке…
Узнавал, объявился ли Яков Фёдорович Корбузо, и ему отвечали, что этот Корбузо как в воду (или, скорее уж — в огонь) канул…
Наконец, рабочий день закончился и уже в сумерках Степан вернулся домой. Жена готовила ужин, дети гуляли во дворе. Пока Степан мыл руки в ванной, жена стояла за его спиной и говорила:
— Слушай, я сегодня в пять с работы пришла; в коридоре раздеваюсь, слышу — из твоей комнаты скрежет. Я — испугалась. Думаю, может, воры пробрались.
— Чего?
— Ну звук такой, будто кто-то что-то подтачивает, дерево режет и ещё железками скрипит. В общем, странный такой звук.
— И?
Степан прошёл на кухню.
— Я заглянула в комнату. Спрашиваю: "Есть кто?", а сама уже газовый баллончик держу. Перепугалась! А как спросила, сразу шорох этот прекратился. Я потом всё осмотрела, в каждый угол, в каждый шкаф заглянула и под диваном глядела. Нет никого.
— Ну и?
— Думаю, из твоего стола эти звуки.
— Из стола? — рассеяно спросил, поглощая мясные с запечёнными в них яйцами котлеты и запивая их молоком, Степан.
— Ну да. Ведь в стол я заглянуть не могла. Ты ж его запираешь, а ключ…
— А ключ — у меня, — ответил Степан.
— Ну и что там так двигаться-то могло, а, Стёпа?
— Мало ли, ерунда какая-то. Не бери в голову…
И Степан постарался изменить тему разговора, хотя сам вновь и вновь вспоминал про шкатулку. Неужели в ней опять что-то или даже кто-то шевелится? И, после обычного разговора о делах на работе, об успехах детей в школе, когда жена начала мыть посуду, он прошёл в комнату, достал из кармана ключ (он носил его в связке с остальными ключами) и открыл тот ящик стола, в который накануне положил шкатулку.