Просторы Многомирья
Шрифт:
А Винд проговорил:
— Ну, я не сомневаюсь, что это — слуги ЧИПА, наши враги. Что ж. Значит, будет сражение…
Нэния поднесла к глазу увеличительное стекло, и заявила:
— Не слуги, а только один слуга. Но зато какой! У нас будут серьёзные проблемы…
— Ерунда! — гневно крикнул Винд. — Когда с нами Крылов, у нас никаких проблем просто не может быть!
И воинственным тоном сказал:
— Послушай, Крылов, дружище. Ведь мне не годится, так вот, без оружия ходить сейчас, когда война надвигается. Так что, если можешь,
— Это, пожалуйста, — проворчал Крылов.
Его палуба задрожала, и из неё выступило нечто, должно быть оружием.
— Осторожнее… — предупредил живой корабль.
Но, поздно — Винд уже схватился правой рукой за это нечто полупрозрачное, похожее на плеть. И закричал от боли: зеленоватая материя оказалась живой — впилась в его запястье, начала погружаться в его плоть.
— Отпусти! Хватит! — кричал Винд, но уже не мог отодрать от себя этого странного дара Крылова.
Между тем, ранее замеченный враг уже подлетел к ним. И взмыл с палубы навстречу ему Виш на своём чёрном ящере Скуле. И каменный Гхал, неустанно испуская из своего зада струи горячего газа, тоже, сжав свои могучие кулаки, устремился к нему.
Но враг без труда увернулся от них, стремительным росчерком облетел вокруг Крылова, и издал оглушительный, режущий уши вопль.
Врагом этим был никто иной, как Степан Вдовий — конечно, уже не прежний, а заключённый в своё новое, практически непробиваемое, подаренное ЧИПОМ тело. Степан по-прежнему чувствовал радость и энтузиазм.
Видел он, что к Ой-Чип-ону летят некие существа: явно отсталые, желающие разрушать новое и сохранять свою старую, отсталую, совершенно не развивающуюся жизнь. И хотел Степан бороться с этим старым, ветхим.
Да ведь и голос ЧИПА никуда теперь не девался от него, наставлял в дальнейших действиях. Это был приятный, так похожий на голос его жены Маши, голос. Он неумолимыми волнами обволакивал мозг Степана:
"Четверорукий на ящере и каменный болван — не страшны. Они — лёгкая добыча. Опасайся корабля. Он способен поглощать моих слуг и перерабатывать их в самого себя. И я бы не послал тебя навстречу ему, если бы в груди твоей не билось новое, подаренное мной сердце. Сердце это — подобие того, что бьётся внутри этого корабля, и, скреплённое с моей механикой, оно способно творить чудеса…"
ЧИП не стал рассказывать, что это сердце, этот бесконечный источник энергии принесла ему одна из его старых Тифм. И это была именно та Тифма с которой в самом начале своих странствий встретился Винд. Конечно, ЧИП мог бы обновить проржавевшее тело старой Тифмы, но он предпочёл разобрать её, а драгоценную начинку вставить в тело своего наиглавнейшего слуги; того, кого ЧИП собирался поставить во главе своей новой армии.
Правда, ЧИП не мог предвидеть всего, и он сомневался в исходе этой схватки Степана и Крылова, поэтому он выслал ему на помощь ещё с полсотни Тифм. Конечно, у этих Тифм не было никаких шансов простив разросшегося
Колдунья Нэния, глядела на выделывающего стремительные воздушные пируэты Степана и говорила:
— Ещё совсем недавно он был человеком. Под этой металлической оболочкой я чувствую мозг и сердце… хотя нет — сердце совсем нечеловеческое.
Тут произнёс Крылов:
— Сердце у него — такое же, как у меня. Он действительно опасен, он равен мне по силе, а, может, и превосходит меня…
А Эльрика, обнимая за плечи, сгибающегося, стонущего от боли Винда, кричала:
— Помогите ему! Видите, ему плохо…
Винд смотрел на сросшуюся с его ладонью изумрудную плеть и говорил:
— Ничего… мне уже легче. Надеюсь, я смогу сражаться…
Из бортов Крылова стремительными росчерками хлынули длинные изумрудные нити, попытались схватить Степана, но тот успел вывернуться, и, послушный командам ЧИПА, отлетел на некоторое расстояние.
Зато рядом с Крыловым уже кружили Тифмы. На их железных телах были установлены пушки, которые испускали заряды синеватого, ледяного вещества. Живой корабль прогремел:
— Вам лучше спрятаться!..
— Я хочу сражаться! — упрямился Винд, но, когда рядом с ним на палубу грохнулся один из таких ледяных зарядов и обжёг его невыносимым холодом — он всё же подчинился и, вместе с Эльрикой и Нэнией, прошёл в трюм. Пантера Ява тоже прыгнула за ними.
Окружавшие из стены содрогались; двигавшееся в них изумрудное вещество то наливалось более ярким светом, то тускнело. Доносились невнятные стоны, и сердце Крылова билось прерывисто. Так что и без объяснений было ясно, что живой корабль страдает…
А Винд восклицал возмущённо:
— Я хочу сражаться!
— Но ты ведь понимаешь, что сейчас не сможешь ничем помочь? — спрашивала Эльрика.
— Понимаю… и всё же… Чего мне теперь с этим делать?..
И Винд взмахнул рукой, к которой теперь приращена была изумрудная плеть. Нэния едва успела отскочить — иначе плеть задела бы её. Колдунья крикнула:
— Ты осторожнее! Ведь это же опасное оружие! Заденешь, и…
— Что — также как и Крылов расти начну? — голос Винда дрогнул от ужаса — превращаться в монстра ему совсем не хотелось.
Нэния ответила:
— Я, конечно, не совсем понимаю, чем тебя одарил Крылов…
Прозвучал быстрый, хриплый голос Крылова:
— Плеть будет вбирать энергию и само тело поверженного врага в себя. Она будет становится всё более сильным оружием, и часть своей энергии, возможно, будет передавать Винду. Но сам Винд от этого расти не станет…
Больше Крылов ничего сказать не успел, потому что схватил сразу несколько Тифм и начал впихивать их в себя. И внутренности живого корабля резко потемнели, повеяло сильным холодом. Теперь самой яркой в трюме стала плеть Винда. Огнисто-зеленоватым росчерком сияла она во мраке, а кругом сгущалась тьма.