Просторы Многомирья
Шрифт:
Они летели по широкому туннелю, от которого отходили многочисленные боковые ответвления, и повсюду двигались — ползали, скакали, летали, роботы самых разных форм. Все они были заняты напряжённой, ни на секунду ни утихающей работой. Порой одновременно можно было видеть столько движения, что начинало рябить в глазах.
И Степан произнёс задумчиво:
— Они ведь никогда не устают…
— Нет. Никогда не устают, — ответил шкатулочник. — И в этом преимущество таких как я над обитателями иных миров. Те, устаревшие существа, слишком рассеяны,
— Сплошное железо, сплошные механизмы. Разве это жизнь? — молвил Степан.
— Не спеши делать выводы, ведь ты ещё не пообщался с ЧИПОМ.
Долго они летели, и столько за это время Степан увидел, что уже не сомневался — всякие там колдуны и феи, всякие старомодные рыцари с клинками и копьями не имеют никаких шансов против этой мощи.
И вот, наконец, самолётообразный шкатулочник подлетел к платформе на стене, вцепился в неё клешнями, завис, а из стены вытянулись металлические клешни, схватили Степана, потащили в сторону.
Шкатулочник крикнул вслед:
— Мы ещё увидимся, приятель!
И тут только Степан ощутил тот мертвящий холод, который царил в этом месте. Ведь до этого его спасала система обогрева шкатулочника. Теперь он оказался в воздухе гораздо более холодном, чем самый лютый московский мороз. Его тут же начала бить дрожь, и он взмолился:
— Дайте тепла! Я замерзаю!..
Металлическая клешня поставила его на пол и отодвинулась в сторону. Со всех сторон на него хлынули клубы сероватого пара в котором, казалось, вихрились мириады снежинок.
Ноги Степана подкосились, глаза закрылись…
Как показалось Степану Вдовию, уже через секунду он очнулся. Теперь он не чувствовал холода, а вот желание вернуться домой полыхнуло с ещё большей, нежели прежде силой.
Он находился в овальной зале с сероватыми, хромированными стенами. В воздухе, вроде бы, разливалась некая музыка, но, если вслушаться, то невозможно было уловить мелодии…
Степан огляделся и, не заметив ничего достойного внимания, крикнул:
— Я должен вернуться домой!
Раздался приятный и, как казалось, всеобъемлющий, слишком могучий, чтобы ему противиться, голос:
— Я начал изучать тебя, Степан Вдовий.
Всё же Степан нашёл в себе силы ответить гневно:
— А я не просил о такой чести! Всё, чего я хочу — это немедленно вернуться домой и успокоить тех людей, которые мне дороги, и которые сейчас страдают из-за моего исчезновения.
— Ты говоришь о жене Маше, о сыне Вите и дочери Кате, — это был не вопрос, а утверждение.
— Да! А ты откуда знаешь их имена? Ведь ты ЧИП?.. Тот, кто раньше был Яковом Фёдоровичем Корбудзо?
— Да, так меня называли в Москве, в то время, когда я ещё не помнил, кто я на самом деле… Но сейчас речь о тебе, Степан, о твоей судьбе, о твоих желаниях. Ведь ты бы хотел,
— Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос! Немедленно верни меня в Москву!..
Степан думал, что ЧИП посмеётся над его глупой настырностью, но тот неожиданно ответил:
— Что ж. Я могу устроить такую встречу!
И тут Степан обнаружил, что он стоит возле двери своей московской квартиры. Его рука тут же потянулась к звонку, но он так и не успел нажать на кнопку, потому что дверь распахнулась.
Перед Степаном стояла и глядела на него влюблёнными глазами его жена Маша. Она проговорила подрагивающим от волнения, но таким желанным, таким знакомым голосом:
— Стёпушка… господи… живой… Стёпушка…
И бросилась к нему, обняла, крепко прижалась, начала быстро целовать его в щёки, в нос, в губы, шепча:
— Как ты? Цел? Невредим?..
Он, тоже целуя её, отвечал:
— Всё хорошо… Ты только не волнуйся, дорогая, Маша… Со мной всё замечательно, и уже никогда плохое не повторится… Но как же он — так вот сразу и переместил меня сюда?
— О ком ты? — спрашивала Маша.
— Ни о ком… Не стоит вспомнить…
И он уже слышал голоса своих детей — Вити и Кати:
— Папа!.. Папка вернулся!!.. Ура!!.. — они выбежали в коридор встречать его, и тоже обнимали, целовали…
Только тут Маша воскликнула:
— Стёпа! А одежда-то какая на тебе грязная… Немедленно иди в ванную, умывайся…
Степан Вдовий прошёл в ванную, куда жена немедленно сунула набор новой, свежей одежды. Разглядывая своё отражение в зеркале, он подумал: "А ведь действительно: и зарос я, и грязный весь… Кажется, трое суток в Многомирье пробыл… Вот чёрт!.. И как же этот ЧИП меня так сразу вернул сюда? Но я рад этому, просто чертовки рад!.."
Тщательно вымывшись под душем, Степан прошёл на кухню, где его уже дожидался аппетитный ужин. Там же сидели и жена и дети.
Маша произнесла:
— Ты кушай. А то исхудал…
Степан подумал: "Странно, что она не расспрашивает: где я был…"
И жена тут же, словно прочитав его мысли, сказала:
— О том, где был, расскажешь потом. А сейчас главное, что ты вернулся…
"Вот и хорошо, вот и славно" — думал Степан. "Мне хотя бы два часа надо, чтобы придумать более-менее правдоподобную историю…"
И Степан, медленно пережёвывал пельмени, наслаждался их вкусом, прикрыл глаза…
А когда открыл, то оказалось, что он находится уже совсем в другом месте. Он стоял на берегу неширокой, спокойной реки. Над его головой, в сиреневом, закатном небе, неспешно плыли облака, зажигались там первые звёзды. А на другом берегу стояла, улыбалась, его жена — Маша.
И тогда Степан крикнул ей:
— Что это значит?!
Она же шагнула к нему, но не упала в воду, а плавно полетела навстречу. Вот они встретились. Руки их сплелись, вместе взмыли Степан и его жена вверх.