Просторы Многомирья
Шрифт:
Винд проговорил:
— Вы хотя бы понимаете, что я говорю?.. Я — каэлдэронец, и мне нужно вернуться на родину. Вот туда… — он подбородком кивнул вверх.
Но эти, схожие цветом с руинами существа, хранили гробовое молчание.
Вскоре Винда внесли в сложенное из каменных обломков строение. Положили на плиту…
Юноша попытался приподнялся, но тут обнаружил, что руки и ноги его уже обхвачены стальными обручами.
— Э-эй, вы чего задумали? — спросил он встревожено.
И вновь — гробовая, зловещая тишина. К Винду подошёл
Зато почувствовал Винд, как этот неизвестный положил ладонь на его сломанное ребро. Ладонь была твёрдой, как камень, и Винд сморщился от этого прикосновения.
Он попросил:
— Нельзя ли полегче?.. У меня в котомке есть коренья, которые помогут при лечении… А котомка… Ищите её возле клювана, которого вы подстрелили…
И тут растрескавшийся старец дёрнул за сломанное ребро Винда. Никогда ещё юноша не испытывал столь сильной, пронизывающей боли. Он громко вскрикнул; на лице его выступила испарина; он весь выгнулся вверх, а затем — потерял сознание…
Впрочем, как ему показалось, лишь мгновенье пребывал он во мраке. Затем сознание вернулось к нему…
Он сидел на каменной плите, не чувствовал боли, и глядел на сероватых обитателей руин. А они уже успели его разглядеть и не обращали на Винда особого внимания; занимались своими делами, перетаскивали некие, похожие на оружие предметы; но делали всё это молча. Юноша уверился, что они действительно немые, да, пожалуй, ещё и глухие…
Тогда он приподнял свою измятую, грязную рубаху, и обнаружил, что на месте сломанного ребра теперь вставлена каменистая пластина, цветом почти сливающаяся с его телом.
Он сказал:
— Ну, спасибочки… Так мне теперь и ходить с этим камнем в теле?
Ответа не ожидал, но получил.
А ответил ему тот, самый старый, самый растрескавшийся из всех каменистых:
— Камень крепкий — жизнь тебе спасёт. Грозный житель леса — Винда не убьёт.
Голос у старика был хрипловатым, трескучим, словно бы сквозь каменную толщу продирался.
Винд спрыгнул с плиты, прошёлся по этому, весьма просторному помещению и сказал:
— Спасибочки, конечно, что вылечил. Но у меня сейчас главная задача — на Каэлдэрон вернуться.
И снова растрескавшийся старикан проговорил:
— Знаем — мир Каэлдэрон. В небе он над нами. Но для нас он отдалён — не дойти ногами.
— Понятно, что ногами не дойти, ну так, может, долететь можно?
— Не летали никогда, жили долго в камне. Но ведь это не беда — будешь счастлив с нами.
— Нет, дорогие мои каменистые, с вами я счастлив не буду. Меня там родители ждут. У меня там друг — кораблик Крылов… В общем, буду думать, как отсюда выбраться… Вот ты говорил, что в лесу кто-то живёт. Можешь меня с ним познакомить?
При этих словах все каменистые прекратили свою работу, обернулись к Винду. Их серые лица выражали напряжение…
Старейший
— Житель леса страшен. Ростом — в десять сажен. От него себя храним. И тебя о том молим…
— О чём молите то?
— Чтобы был ты с нами, с верными друзьями.
— Так, ладно, а что с клюваном-то?
— Птица вкусной оказалось — ничего уж не осталось.
— Понятно… могли бы и мне что-нибудь оставить. А там ещё кабинка была, а в кабинке сундук, а в сундуке… я, впрочем, не знаю, что в том сундуке, но, судя по всему, нечто очень ценное. Собственно из-за этого сундука и из-за своего излишнего любопытства я и попал к вам…
— Тот сундук вон там стоит — пламень яркий в нём горит.
Каменистый кивнул в сторону коридора. Винд поспешил туда, и, миновав крутой поворот, оказался на улице.
Оказывается, солнце уже зашло за горизонт; но полной тьмы не было — в вышине небо оставалось лазурным, там плыли мирные облачка; а из-за горизонта выглядывал Каэлдэрон. Родные уже ждали возвращения Винда, волновались…
Сундук стоял в нескольких шагах от входа в жилище; за ним, как показалось Винду, никто не присматривал. Так как кругом сгущались ночные тени, изумрудное сияние из-под крышки казалось более ярким, чем прежде…
Следом за Винду вышел и старый каменистый, у него Винду спросил:
— Пытались открыть?
— Открыть его пытались, но только обломались…
— Не догадываетесь, что там, внутри?
— Этого не знаем, но предполагаем… Свет там негасимый, сумраку противный. От лесного лиха будет нам…
Тут каменистый издал несколько скрежещущих звуков, и топнул ногой.
— Что, рифму придумать не можешь? — догадался Винд. — Ну так говори нормально, без всяких рифм.
— Мыслимо ль без рифмы? Мы ж не злые тифмы!
— Что ещё за тифмы? — хмыкнул Винд, решив, что непонятное словечко было придумано только что ради рифмы.
— Тифмы — злые твари, тёмные от гари. Все они пропали, мы свободны стали…
— Ну и замечательно!
Но каменистый продолжал:
— И одна лишь тифма по лесу гуляет, жизнь нам отравляет.
— А-а, так это вы про лесное чудище! Если с нашего Каэлдэрона на ваш Аратроэль ночью глядеть, видно синеватое свечение в лесу. Кто-то там движется, но вот кто — разглядеть мы не можем. Стало быть — это тифма бродит. А какая она из себя — эта тифма?
— Говорю же: в копоти, в тяжести и в топоте. К озеру подходит, на границе бродит; спать всегда мешает, наш покой смущает…
— Да? А мне в общем-то всё равно! Мне бы на Каэлдэрон вернуться!
— Ты забудь о Каэлдэроне, ты забудь о прежнем доме. Будешь жить в руинах, на сиих камнинах; рифмами общаться в камень превращаться.
— Ну уж нет! Мне уже осточертели ваши рифмы, а уж в камень превращаться мне совсем не хочется…. Так что буду думать, как домой вернуться! — выкрикнул Винд.
— Если хочешь — возмущайся, ну а лучше — рифмами общайся!