Просторы Многомирья
Шрифт:
— Сначала вымойся, а потом к столу — обед тебя дожидается, — молвила мать.
Винд не стал возражать. Он прошёл в пристроенную к их дому баньку; там нагрел воду, тщательно вымылся, оделся в чистую одежду и, посвежевший, румяный, уселся за стол. На еду набросился с огромным аппетитом…
Уже к концу трапезы, когда Винд пил квас, отец спросил:
— Как прошёл сбор? Что-то я не видел твой рюкзак…
Вновь Винд смутился. Ведь рюкзак с собранными целебными травами и кореньями он обронил ещё на Аратроэле, среди руин, и не подумал, как
Пришлось неубедительно врать, что случайно оставил рюкзак в лесу, а потом не мог найти. Видно было, что родители расстроились — но они не стали дальше развивать эту тему.
А ведь самое неприятная часть беседы ждала их впереди. Винд собирался объявить, что уходит в леса на две недели… Вот прошёл ужин, а юноша всё не решался сказать об этом.
…Вечером Винд прошёл на окраину города. В условленном месте, надёжно укрытый высоким, густым кустарником его ждал Крылов. Кораблик воскликнул:
— Ну, наконец-то! Не думал, что так долго придётся тебя ждать! Ожидание оказалось очень мучительным! Но теперь то, наконец, мы полетим…
— Нет, подожди, — молвил Винд. — Ты извини, но я не смог своим родителям сказать. Они и так расстроены… Можешь подождать до следующего дня?
— Нет, не могу!
— Но как же?! — Винд даже побледнел от волнения.
Ведь, если Крылов улетит, так и останется Винд до самой смерти на Каэлдэроне, и никаких далёких, загадочных миров; никаких приключений!..
Винд пробормотал:
— Но ведь я не могу, так сразу… Сначала, я должен дождаться подходящего момента.
Крылов произнёс:
— Да не волнуйся ты так. Ведь я не на совсем улетаю. Я только поднимусь вверх, к солнечному свету; а то видишь — здесь уже сгущаются сумерки, скоро — ночь… Ну а завтра утром я вернусь, и буду ждать тебя.
— Хорошо, друг! Я обязательно объяснюсь с родителями, и приду сюда…
На следующее утро, плотно позавтракав, Винд объявил отцу и матери, что он собирается в двухнедельных поход. Говорил, что будет искать особо редкие коренья и травы…
Против его ожиданий, родители приняли эту новость почти спокойно. Мать, конечно, всплакнула, но возражать не стала. А отец даже сказал:
— Правильно, сынок. Привыкай к самостоятельной жизни…
Собрав в котомку кое-какую еду, Винд вышел из дому. Возле калитки остановился, обернулся; обнял и расцеловал родных, которые провожали его…
Винд надеялся, что через пару недель, налетавшись на Крылове, насмотревшись на дивные, далёкие миры, он вернётся домой. Но юноша ошибался…
II
Когда-то мир Хэймегон был полностью каменным миром; представлялся затвердевшим белым облаком. Казалось, уже ничто не может изменить облик этого облака, но вот прилетели с другого мира люди и начали кропотливо, год за годом изменять: долбить камень, придавать ему то изящные, то грозные формы…
Сотни архитекторов соревновались меж собой, кто во что горазд, а их волю
Ведь Хэймэйгон был центром грозной, сильной империи — и он должен был стать не просто дворцом, он должен был стать грандиознейшим из всех известных в Многомирье сооружением. Настолько величественным, настолько поражающим воображение, что любые послы из отдалённых областей, при приближении к нему, уже должны были понять, что всякие переговоры бесполезны, что они, если ещё не подчинились империи, то должны это сделать немедленно, иначе будут раздавлены, словно насекомые под стопой великана…
Великий дворец занял всю поверхность сорокакилометрового мира Хэймэйгон; а также — уходил на сотни метров в его глубь…
Мир-дворец вполне оправдывал возложенные на него многочисленные функции. А если и находились такие смельчаки, которые при виде его всё ещё думали бороться с империей, то жизнь их угасала — здесь же, на Хэймегоне, под его праздничным фасадом, в мрачных подземельях…
Читатель помнит, что Винд, будучи на мире Аратроэль, случайно способствовал починке железной Тифмы; и она, вспомнив своё предназначение, полетела в битву, сражаться за империю…
Но Тифма должна была сражаться не за ту империю центром которой был Хэймэйгон. Империя, создавшая Тифму, исчезла, даже не ни разу столкнувшись с Хэймегоном, так как находилась слишком далеко.
Судьба Хэймэйгона была почти такой же, как история империи Тифмы — почти такой же, как и судьба многих и многих других империй в бескрайнем Многомирье. Постепенно, под натиском других, молодых, энергичных государств и от внутренних распрей, Хэймэйгон хирел, терял некогда принадлежавшие ему миры.
Когда-то, давным-давно в великом дворце жили сотни тысяч хэймегонцев. Потом на мир-дворец напали; была великая резня и разграбление; варвары увезли на своих летучих кораблях и на драконах всё, что могли; а из тайных убежищ вышли уже не сотни тысяч, а всего лишь тысячи хэймегонцев.
Они уже не помышляли о власти над тысячами миров, а думали только о том, как бы на них кто-нибудь не напал. Но на них нападали вновь и вновь; так как во дворце скопилось превеликое множество сокровищ. Хэймегонцы не сопротивлялись, а прятались; некоторых из них находили и увозили в рабство, а оставшиеся всё больше хирели, всё меньше напоминали прежних грозных и гордых воителей…
Пролетали месяцы и годы, а годы складывались в столетия…
Те хэймегонцы, которых не нашли, сами покинули мир-дворец, переселились на другие миры, стали, кто фермером, кто воином-наёмником, кто учёным, кто… в общем, они освоились во всех возможных профессиях.
Отличительной чертой хэймегонцев являлись их зелёные волосы; но если учесть, сколько разных существ живёт в Многомирье, то на эти зелёные волосы почти никто не обращал внимания.
Что касается рейдов за сокровищами, то они прекратились. Хоть и велики и многочисленны были кладовые мира-дворца, но и они опустели…