Простой советский спасатель 3
Шрифт:
— Да нет, Алексей — Сидор Кузьмич оторвал свою… хм… пятую точку от столешницы на которую облокачивался и не спеша подошел ко мне, остановился возле журнального столика, нависнув надо мной и повторил. — Я точно знаю, что ты там был.
Я немного напрягся: на понт берет, откуда он может точно знать? Из подвала я вылез в рубашке и штанах, а больше ничего на мне и не было, ну, кроме нижнего белья и обуви, которые я тоже не снимал.
— Не было меня там, — я упрямо мотнул головой. — Ну, в самом деле, Вы же как начальник ОСВОД, как спасатель, должны понимать, что в подвале я бы не выжил, угарные газ и все дела. Не удивлюсь,
Я упрямо настаивал на своем, ожидая, когда Кузьмич сдастся и либо предъявит доказательства, либо отстанет. И Сидор Кузьмич оправдал мои ожидания в полной мере, выложив на стол ключ от комнаты в общежитие. Черт! Я ведь даже не помню, когда успел переложить все из карманов в другие штаны. Или я был в тех самых брюках, в которых меня привезли с разбитой головой? Хотя это уже неважно.
— Ну, ключ, и что? — я поднял на Кузьмича глаза. — Мало ли таких ключей, — я небрежно пожал плечами, подхватил улику и повертел перед собой, разглядывая.
— Я хорошо знаю общажные ключи, Алексей, — еще шире улыбнулся мичман, вот только глаза у него не улыбались ни разу.
Да, Леха, влип ты по полной программе. Этот добродушный с виду бульдог от тебя не отстанет. И придется лезть в подвалы и искать золото, хорошо, если без него, тогда шанс выжить есть. А если вместе, там меня и положат.
Точно, берт на понт. Брелока нет, номера комнаты тоже нет, с чего Кузьмич вообще взял, что это мой ключик? Черт, разве что отпечатки сняли. Я, было, испугался, но тут же ухмыльнулся про себя: а вот фигушки, а не отпечатки. Там же пожарные наверняка все залили водой и пеной, так что нет у тебя ничего, дорогой товарищ Прутков.
Но мичман так просто не успокоился. Все с такой же ехидной улыбочкой достал из кармана бумажный пакетик и осторожно вытряхнул из него пуговицу. «А вот теперь упс, — задумчиво разглядывая маленький якорь, выдавленный на фурнитуре. — А студент-то оказывается модник, черт бы его побрал. Я и внимания не обратил на пуговицы, застегнул и все дела».
У меня по жизни с одеждой разговор короткий: была бы удобной и чистой. В прошлой жизни рубашки практически не носил, разве что на свадьбы да на официальные мероприятия. Хотя и на них ходил по форме в кителе и синей футболке с надписью МЧС. Шорты и майки летом, осенью, джинсы, футболки, толстовки и свитера зимой и весной.
И как теперь выкручиваться? Хорошо хоть одежда сейчас у Лены, может, догадается пришить? А еще лучше — пусть выкинет изгаженные подвальными приключениями вещи и все дела.
— Ну, пуговица, и что? — я продолжал разыгрывать из себя недалекого и недогадливого.
— Так твоя пуговица, Алексей, — еще ласковей улыбнулся Кузьмич.
— Да с чего Вы взяли, Сидор Кузьмич? — я решил чуть вспылить. — То ключ мой, то пуговица! — возмутился я совершенно искренне.
— Так рубашку с такими пуговицами именно мы тебе и дарили, на день рождения, — мне показалось или улыбка Кузьмича сейчас порвет ему щеки? — Запамятовал? И рубашечку эту мне подогнали ребята из порта, да уж больно молодежная. Вот и решил я, кому как не Алексея, отличнику учебы и общества спасения красоту такую придарить. Скинулись с парнями и… — особист развел руками, показывая, что крыть мне нечем. — Так что твоя, Леша пуговица, твоя, не отпирайся.
Мичман сгреб пуговицу и спрятал её в пакетик, затем
— Мне плевать, где ты был и как выбрался. Но если я узнаю, что ты нашел казну Юсуповых и ничего мне не сказал, пожалеешь. Сначала пострадают твои Рыжовы, затем под раздачу попадет Елена Блохинцева
Сидор Кузьмич помолчал, наблюдая за моей реакцией. Я усиленно держал лицо, стараясь не показать, как мне хочется зарядить ему кулаком по морде, и раскатать по стенке прямо здесь. В кабинете. Но — нельзя. органы государственной власти, даже если не уважаешь, руками лучше не трогать. Отомстить смогут так, что Колымы раем покажется.
— В общем, там, мой дорогой друг, — Кузьмич поднялся, подхватил стул за спинку и отнес его к стене, затем вернулся и сел за свой стол, что-то начал писать.
Через минуту поднял на меня тяжелый взгляд, из которого исчез всякий намек на добродушного балагура мичмана, указательным пальцем подтолкнул по полированной поверхности к краю какую-то бумажку и поставил точку в нашем разговоре.
Черт, а ведь и правда может жизнь испортить. Я вдруг спинным мозгом понял: игры кончились, Сидор Кузьмич Прутков перестал играть в доброго дядюшку и вернулся в шкуру комитетчика. Это я, наивный пятидесятилетний пацан, решил почему-то, что с ним будет легко справиться, потому как у меня опыт за плечами, о котором мичман знать не знает. Индейская национальная изба фиг вам, мой гражданский опыт по сравнению с товарищем особистом.
— Через неделю, если не разберешься в бумагах архивариуса, разбираться я буду уже сам. И тебе это не понравится. Пока работаем так: я изучаю свои источники, ты — свои. Встречаемся в среду, вырабатываем план действий и на поиски. Команду я тебе дам. Парни проверенные, а, главное преданные. Мне.
— С Игорьком не пойду, — упрямо сцепив зубы, отрицательно мотнул я головой.
— Не тебе решать, Алеша, — чуть вспылил Кузьмич, но тут же взял себя в руки. — Но я подумаю, исключительно по доброй воле. Держи свой пропуск и возвращайся в больницу.
Я поднялся, подошел к столу, подхватил бумажку и развернулся, чтобы уходить.
— Пожалуй, если решишь соскочить или еще что, неприятности начнутся не у Рыжовых, а сразу у Леночки, — задумчиво протянул Кузьмич. — Хорошая девочка, несмотря на свою нудистскую дурость. Чистая, светлая… Город у нас, конечно, тихий, но гастролёров залетных хватает… Ты присматривай за девочкой, Лесаков, не дай Бог обидит кто, — издевательски закончил особист, глядя мне в глаза.
Я молча развернулся и вышел, не прощаясь. За дверью стояли двое из ларца, которые меня сюда привели. Я нахмурился: неужели будут сопровождать? Но из кабинета раздалось:
— Гришанин, Степанов, зайдите.
Коричневые пиджаки оторвались от стены и, зацепив меня плечами, вошли к хозяину. Дверь закрылась. Я постоял, размышляя, подслушать или нет, но решил не рисковать. Если уж в кабинете у особиста прослушка, кто его знает, чем напичканы коридоры. В шпионской технике времен советской власти я тоже не разбирался.
«Черт, забыл сказать Кузьмичу о прослушке», — я застыл посреди коридора, но потом двинулся дальше. — Сам виноват, нечего было угрожать мои близким». Я запнулся от неожиданной мысли: надо же, семейство Рыжовых и Леночка Блохинцева вот так быстро попали в категорию близких людей.