ПРОСВЕТЛЕНИЕ И ДРУГИЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ
Шрифт:
В.: То есть, в экстремальной ситуации ты внезапно отделываешься от своей судьбы и становишься свободным. Речь идет о пробуждении?
К.: Нет. Все, что может пробудиться, например перед лицом смерти, так же снова засыпает, Ему, конечно, хотелось бы всегда оставаться бодрствующим. Однако желание бодрствования заставляет его снова уснуть. Достигнув однажды оргазма, тебе хочется, чтобы он был всегда, потому что его невозможно удержать. Он является чем-то искусственным, вызванным экстремальной ситуацией, наркотиком или действием. То есть, не естественным. Тебе снова хочется его, и ты снова
В.: Оргазм не естественен?
К.: Он вызван. Ситуация, вызванная чем-либо, не свободна, а зависит от этого. Но твое естественное состояние не зависит от какого-то действия. Действия присутствуют до тех пор, пока, как кажется, есть некое «я», которое должно исчезнуть. Цель — отсутствие «я». Но то, что ты есть, не нуждается в цели. У него нет необходимости приходить туда, где оно уже давно находится. Каждое «я», которое уходит в отсутствие «я», должно так же снова выйти. Все, что уходит, снова приходит. И все, что приходит, так же уходит. Все, что освобождается, снова становится запертым. Что пробуждается, снова засыпает.
В.: Но с опытом пробуждения семя же посеяно. И если это происходит во время войны, ну так я стану пацифистом и тогда не буду больше воевать!
К.: Возможно, ты сделаешь что-то другое. Тоска по состоянию отсутствия «я» остается. Пацифист тоже хотел бы в отсутствие «я». Как раз когда он настроен пацифистски и хочет все гармонизировать. Тоска по этому блаженному состоянию, в котором больше нет «я», нет отделенности, нет границы, общая у солдат и пацифистов. Это их общая цель войны.
В.: Но ведь есть же, вероятно, преступники и жертвы!
К.: Пока здесь есть ты, все это будет. Давай посмотрим в корень: если бы тебя больше не было как личности, то больше не было бы войны, жертв и шести миллиардов других людей. Было бы только Сознание. То, что ты есть. Именно Сознание, которое проявляет себя в качестве войны, преступника и жертвы. Но поскольку ты существуешь в виде концепции, существуют все эти концепции войны и мира и действий за и против этого.
В.: Все это моя вина?
К.: С «я»-идеей рождается война. Война идет только с тобой.
Я НЕ ВИЖУ СТРАДАЮЩЕГО
Вопрос: Не важно, что ты говоришь, я все равно страдаю.
Карл: Страдание — это переживание отдельного существования. Но существует ли тот, кто страдает от этого? Существовал ли он когда-либо? Или это тоже только переживание того, что есть переживающий, который страдает от переживаемого? Страдало ли когда-либо то, чем ты на самом деле являешься? Страдало ли когда-либо восприятие, которым ты являешься, от фиктивной личности? От этой фиктивно страдающей личности, чье страдание — тоже фикция?
В.: Почему же фиктивной?
К.: Существует страдающий?
В.: Конечно! Даже если я, которая тут сидит, телом, умом и личностью представляю собой якобы лишь феномен, есть миллионы людей, которые пойманы в это представление о себе. И я из их числа.
К.: Пока ты это заявляешь, твое существование будет казаться реальным.
В.: Вот именно, и до тех пор у меня есть желание облегчить страдание. Свое и чужое.
К.: До тех пор пока это остается
В.: Разве просветленный дух не испытывает желания уменьшить страдание?
К.: Он больше не видит страдающего. Поскольку он исчез как страдающий, то больше нет и других страдающих. Когда тебя больше нет, нет и остальных шести миллиардов. Только Я и его проявление как Одно. Нет второго, нет другой личности. Только одно Бытие, Абсолют, сама Сущность.
В.: И, вероятно, невозможно испытывать сочувствие к иллюзии?
К.: Напротив, иллюзорное сочувствие.
В.: Я имею в виду, когда просветленный познает, что люди страдают в своих иллюзиях или думают, что страдают, даже жестоким образом, — у него не возникает желания помочь?
К.: Понятия не имею.
В.: Где в том, что ты сказал, место сочувствию?
К.: Сочувствие — это источник всего этого.
В.: Но оно же должно себя проявлять!
К.: Так оно и проявляет себя, в качестве войны и мира, например.
В.: В качестве войны?
К.: Или в качестве тела, в качестве духа, в качестве всех вариантов сознания.
В.: Сочувствие проявляет себя в качестве войны? В качестве страдания?
К.: Оно не различает между хорошим и плохим.
В.: Итак, я могу себе представить, что у страдания есть некий смысл, но остаюсь при своем: речь идет о том, чтобы освободить людей от страдания.
К.: Освободить кого-либо от страдания ты можешь, только показав ему, чем он является на самом деле.
В.: Если только у него еще будут силы и желание слушать.
К.: Не будет, если ты заберешь страдание. Совершенное лекарство от любого страдания — это указание на то, что не существует страдающего.
В.: За это указание он будет определенно благодарен, если ему нечего жрать и он валяется где-нибудь, сраженный болезнями.
К.: Возможно, именно в тот момент этот человек узнает, что любовь к существованию иллюзорна. Многие люди пришли к своей Сути как раз под давлением и тиранией, в экстремальных ситуациях, в абсолютном лишении любви. В экстремальности она высвобождается. Высвобождение — это отделение восприятия от того, что восприятие воспринимает.
В.: Существует достаточное количество страдающих, которые умирают в глубоком страдании и не имеют никакого понятия о нем.
К.: Откуда ты знаешь?
В.: Возможно, я просто боюсь этого.
К.: Сейчас?
В.: Это всегда сводится к одному и тому же.
К.: Сейчас есть страдающий?
В.: Да, я в этом уверена. Если не здесь, то на улице.
К.: В случае необходимости в следующей жизни.
В.: Или вот я. Есть я.
К.: Да, это «я есть» уже начало страдания. Если «я есть» — это твоя реальность, то из этого всегда возникает что-то еще: концепция того, какой должна быть эта реальность. Тогда ты являешься идеей, которая являет себя в следующих идеях. Пока ты остаешься этим, оно полно страдания. На самом деле ты свободна. Ты не «я»-мысль и ее тоска по чему-либо, ты не отражение того, что есть страдание. Ты — Источник. Ты — абсолютная Свобода.