Просветленные рассказывают сказки. 9 уроков, чтобы избавиться от долгов и иллюзий и найти себя
Шрифт:
– Что, не хочешь уходить? – тон монаха стал проказливым. – Тогда работай!
Я снова уставился на свою руку и на этот раз постарался вспомнить, как добился прогресса при работе с цветком, попытался увидеть не хорошо знакомый предмет, а нечто странное, необычное, разложить кисть на части. Но вновь меня ждало разочарование – ни старание, ни отказ от старания не принесли мне успеха, я видел все те же пять пальцев, выступающие под кожей сосуды на тыльной стороне кисти, округлые костяшки и плоские ногти с полосками грязи под ними.
– Почему именно кисть? – спросил я с отчаянием в голосе, вытирая лоб и макушку.
Пот
– Ты предпочел бы другую часть тела? – брови брата Пона взлетели к волосам. – Интересно какую? Спину увидеть трудно, брюхо твое не стоит упоминания, то, что ниже брюха… хм, разглядывание этого предмета вызовет слишком неприличные ассоциации.
– Созерцают же аскеты собственный пуп?
– Наверное, – монах пожал плечами. – У кого он велик, мясист и наделен смыслом. Твой же не подходит. И кроме того, чтобы добраться до пупа, нужно снимать одежду, завершив же медитацию – надевать ее, а это не очень удобно… Ступня? Ее нужно мыть. Хотя если хочешь, то попробуй созерцать ее, я не против.
Я попробовал, но снова не преуспел, так что забыл про ступню и вернулся к кисти. Потом мы оставили это упражнение, я отправился полоть крохотный огород позади храма. Новую попытку мне удалось предпринять только вечером, но и там я не показал никаких результатов и лишь утвердился в мысли о своей никчемности, укрепился во мнении, что ничего у меня не выйдет.
После этого случился перерыв в пару дней, на протяжении которых брат Пон не вспоминал о «созерцании тела». Имей я дело с обычным человеком, я бы решил, что монах просто забыл, но тут я заподозрил, что наставник выдержал паузу нарочно, давая мне возможность слегка отойти от собственной неудачи.
– Взял ли ты с собой свою руку? – спросил он, когда я закончил развешивать только что выстиранное и отжатое вручную белье: от усталости ныли предплечья и запястья, и я с радостью на время отстегнул бы верхние конечности.
– Неужели смотреть на нее? – спросил я.
Мигом вернулись безрадостные мысли и невеселые чувства, посетившие меня в день знакомства с «созерцанием тела»; ощущение полной бесполезности того, чем я занимаюсь, принялось сосать сердце.
– А как же! – брат Пон заулыбался, словно растаманский Дед Мороз, принесший на Ямайку полный мешок вязаных шапочек.
– Но зачем? – воскликнул я, и тут мысль, беспокоившая меня с самого первого упоминания «Пустоты», оформилась до конца. – Если все вокруг пусто, как вы говорите мне не первый день, то вообще есть ли смысл в каких-то там медитациях и созерцаниях? Ведь в этом случае все совершенно бесполезно!
Реакция монаха меня удивила, он обрадовался еще сильнее, просто засиял!
– Отличный вопрос, доказательство того, что ты на верном пути, – сообщил он. – Мне стоило бы испугаться, не задай ты его. На самом деле ты сделал неверный вывод. Перепутал ценность получаемого нашим сознанием опыта, которая неоспорима, с истинным существованием бытия, на которое опирается сознание, получая этот опыт. Сознание тоже пустотно, нестабильно и переменчиво, но при этом наделено колоссальным значением, ведь только в нем мы находим освобождение.
– Но как может быть наделено значением что-то несуществующее?! – вскричал я.
– Ты меня спрашиваешь? –
И память подсунула мне не один пример.
Да, «поиск любви», которым одержимы отдельные женщины, да и мужчины тоже, попытка обнаружить идеального партнера, что затягивается порой на долгие годы и заканчивается ничем… Странные хобби – от собирания коллекций до фан-клубов рок-звезд, – отжирающие прорву времени и денег, оставляющие тех, кто погрузился в них с головой, у разбитого корыта… И это не говоря о сектах вроде кришнаитов или свидетелей Иеговы, после вступления в которые ты лишаешься одновременно и имущества, и разума…
Такое произошло с одной из моих одноклассниц, дамой сильной, решительной и успешной.
– Ну да… но это же… – я хотел сказать, что это совсем другое, но тут что-то щелкнуло даже не в моем сознании, а где-то глубже или выше, я не мог толком понять, и резко изменилась перспектива, как бывает, когда смотришь на картинку-головоломку и из хаоса пятен возникает изображение.
Я понял, что имел в виду брат Пон, заявляя, что сознание пусто, но в то же время имеет колоссальную ценность, поскольку кроме него, если задуматься, у нас по-настоящему ничего и нет!
Человек частенько наделяет значением всякие иллюзорные вещи.
– Вот и молодец, – сказал монах. – Пробуй.
На этот раз моя рука сразу, при первом взгляде показалась мне странной, возникло ощущение, что я созерцаю кисть другого человека, каким-то образом привинченную к моему предплечью. А потом я вовсе забыл, что этот предмет может кому-нибудь принадлежать, поскольку кожа и плоть словно растворились, и я понял, что смотрю на голые кости, желтоватые, словно дешевое сливочное масло, покрытые крохотными ямками и бороздками.
Картина эта меня не напугала и не удивила, а когда внимание мое рассеялось и она исчезла, то я смог вернуть ее простым усилием воли, даже не особенно напрягаясь, в считанные мгновения.
– Ух ты! Это! Ну! – воскликнул я, от возбуждения потеряв слова. – Получилось!
Впервые я осознал, что способен добиться хоть чего-то из того, чему учит меня брат Пон. Опыт с цветком и многоножкой меня не убедил – остались подозрения, что монах меня то ли загипнотизировал, то ли еще каким-то образом подтолкнул к тому, чтобы получить необходимый эффект.
Сегодня же он не сделал ничего, большую часть времени просто сидел и молчал. Изменения – это я почувствовал очень остро – произошли во мне, в моем сознании, и это оказалось на удивление приятно!
– Прекрасно, просто прекрасно, – сказал брат Пон. – Но это только начало. Приступай ко второму этапу…
Ну да, он не был бы самим собой, если бы дал мне почивать на лаврах.
Второй этап свелся к тому, чтобы увидеть руку с закрытыми глазами, точно так же как и с открытыми, во всех деталях и подробностях – с кожей и без, покрытую мясом или в виде костяка, но в любом случае как нечто чужое, никак не связанное с моим опытом. Успех пришел тем же вечером, или, скорее, ночью – я даже не сразу поверил, что глаза мои закрыты, настолько четкое им предстало изображение.