Просветленные рассказывают сказки. 9 уроков, чтобы избавиться от долгов и иллюзий и найти себя
Шрифт:
Тут нам пришлось прерваться, поскольку по дороге промчался юный таец на мотобайке. Точнее – сначала он пронесся мимо, потом затормозил и через мгновение уже кланялся брату Пону.
Второй поклон, пусть не такой уверенный, достался и мне.
– Ну что, вернемся к Индре, – сказал монах, когда юноша нас оставил и мы пошли дальше. – Могучий бог привык, что при его появлении в истинном облике всякое живое существо, от могучего асура до ничтожного прета, падает ниц. Но отшельник повел себя иначе. Конечно, он поприветствовал царя небожителей, но после этого… он закрыл глаза и предался медитации, как будто его убогая хижина была пуста! «Ты сошел с ума? – пророкотал Индра. – Неужели ты не видишь, кто именно стоит перед тобой?
– Как тогда, перед волчонком? – я вспомнил прошлую историю.
– Именно так, – брат Пон кивнул. – Обычный огонь не в силах причинить вред тому, кто истребил в себе пламя ненависти, изничтожил пламя алчности, убил пламя невежества, три полыхания, которые жгут и терзают живых существ во всех шести мирах.
И вновь я не мог понять, иносказательно он говорит или на самом деле верит, что если бросить Будду в костер, то огонь погаснет. Хотя ведь ходят же отдельные умельцы по углям, не получая ожогов, и говорят, что какой-то особенной духовности для этого не надо, только навык и отрешенность… почему Татхагате не иметь такой способности?
– Но тут отшельник открыл глаза и посмотрел на бога без гнева, лишь с удивлением, – продолжил монах, и я забыл о своих сомнениях, поскольку хотел знать, чем закончится история. – «Зачем ты творишь подобное, о Разрушающий Крепости? – поинтересовался он, назвав царя богов одним из прозвищ. – Неужели тут поле брани?» Индра же ответил: «Великое любопытство взывал ты у нас на небесах, отшельник. Обитель Тридцати Трех полнится слухами о том, что накопив достаточное количество духовных заслуг, ты покусишься на мое место». В ответ же аскет только рассмеялся. Индра же вспомнил, как его хозяин отдал последнее, чтобы накормить гостя, как не роптал, жуя опавшую листву… и устыдился собственных подозрений до алых щек. Небожители же непривычны к чувству стыда.
В это я готов был поверить – трудно представить, чтобы почти всемогущее и бессмертное существо, занятое истреблением чудовищ и сексуальными игрищами со всякой женщиной, более-менее для этих игрищ подходящей, будет испытывать такую вещь, как «стыд».
– И тогда сказал Индра еще громче, чем ранее: «Проси, чего хочешь, о мудрейший! Ибо виноват я пред тобой, и не один раз!» Татхагата задумался, и бог про себя усмехнулся, ожидая, что тот попросит власти, богатства или возможности попасть в райские обители. Но после паузы отшельник сказал: «Если же хочешь ты показать мне свое расположение, даровать нечто превосходное – то не являйся больше ко мне в обличии столь дивном, в сиянии божественной мощи, о Разрушитель Крепостей!» Догадываешься, что испытал его собеседник?
– Легко догадаться, – ответил я. – Уж чувство гнева богам хорошо знакомо.
– Да, это не стыд, – подтвердил брат Пон. – Разгневался Индра гневом страшным. Вскричал он в изумлении так, что облака шарахнулись в небесах и море заколыхалось: «Не говори этого! Люди желают видеть меня, наслаждаться красотой и могуществом! Величайшие цари, мудрейшие брахманы стремятся к встрече со мной, совершая подвиги и принося жертвы! Ты же не хочешь этого! Почему? Неужели издеваешься ты надо мной?» Татхагата же кротко ответствовал: «И не думал, повелитель богов. Вспомни нашу встречу. Как принял я тебя?»
И монах посмотрел на меня, давая понять, что я должен ответить за Индру.
– Накормил, напоил, – сообщил я послушно. – Разве что только спать не уложил… Так в русских сказках положено! – последнюю фразу пришлось
– Шло бы время к ночи, и уложил бы, – сказал он. – Индре пришлось согласиться. «Помнишь, как я повел себя, когда ты сбросил обличье скромного брахмана-странника и стал самим собой?» – поинтересовался Татхагата.
– Начал медитировать! – воскликнул я, поскольку ответа вновь ждали от меня.
– Совершенно верно, – подтвердил брат Пон. – «Но почему ты повел себя так? – проговорил Индра. – Неужели бродячий аскет для тебя более желанный гость, чем я? Оборванный, усталый человек кажется более интересным собеседником, чем самый могущественный из обитателей небес?»
И тут монах замолчал, причем наверняка сделал паузу осознанно, чтобы любопытство мое усилилось.
– Ну… что ответил Татхагата? – спросил я, поскольку дорога свернула и впереди, за полем, стала видна деревня (у меня возникло подозрение, что там, среди людей, у монаха не будет возможности рассказывать мне сказки).
– «Ничуть не так, о Разрушитель Крепостей, – сказал аскет. – При всем почтении к тебе равны для меня и последний из неприкасаемых, и первейший из богов».
– Вот уж оскорбил так оскорбил, – пробормотал я. – Тонко.
Но брат Пон нахмурился, и я прикусил язык.
– «Не сердись ты на слова поспешно, – добавил Татхагата. – Сначала выслушай. Истинно мудрый знает, что не существует ни бродячих жрецов, ни небожителей, ни рыбаков с руками мозолистыми, ни дев с руками мягкими и изящными, благовониями пахнущими, ни купцов, привычных к странствиям, ни тех, кто собирает навоз на полях. Поэтому кто бы ни явился ко мне – знаю я, что это иллюзия, облик, натянутый на пустоту». Нахмурился Индра, услышав такие речи, не понравилось ему ни то, что его сравнили с неприкасаемым, ни то, что небожителей не существует. Потом он сказал: «Хорошо, но тогда почему в ложном облике принял ты меня учтиво, дал лучшее из того, что было у тебя, усадил на почетное место и готовился развлекать беседой – как только же я стал самим собой, исполненным величия и могущества, перестал ты меня замечать?!» Отшельник же улыбнулся и ответил: «Та пустота, что принимает облик человеческий, приходя ко мне, может мне помочь, поскольку сам я человек. И я могу ей помочь на пути к освобождению. Облик же сверкающий, едва выносимый для глаз смертного, живущий долгие эпохи и кальпы, только отвлекает и смущает, мешает думать об истинно важном. Настоящей помощи тому, кто хочет освободиться от привязанностей, он принести не может. Что в силах ты дать мне, тому, у кого все есть, – ты, кто не существует вовсе?» После этого устыдился Индра еще раз, восстановил жилище Татхагаты, испепеленное ранее молнией, вернул на остров всю растительность, плоды и коренья, обошел собеседника по часовой стрелке и удалился в райские обители.
Монах замолчал, и поэтому я рискнул поинтересоваться:
– Значит, бога Индры не существует? Есть только Пустота?
– Именно так, – отозвался брат Пон.
Мораль у сегодняшней истории была, на мой вкус, странной, неочевидной и самое главное – беспокоящей: какой смысл к чему-то стремиться, куда-то рваться, идти к свободе, если в конечном итоге тебя ждет только лишь некая «пустота», отсутствие всего? Мысли о ней вызывали раздражение, желание сменить тему, заговорить о чем-то ином.
Но в этот момент мы как раз добрались до деревни, на окраине нас встретили собаки. И брат Пон, к моему облегчению, забыл об Индре, с которым так круто обошелся Татхагата.
К теме он вернулся тем же вечером, когда стемнело и мы уселись под навесом.
– Мой сегодняшний рассказ оказал именно тот эффект, на который я рассчитывал, – сообщил брат Пон, улыбаясь совсем не по-буддийски, а с немалой долей ехидства, – расстроил тебя.
– Ну нет, – возразил я. – Хотя вызвал беспокойство, не понравился…