Протей, или Византийский кризис(Роман)
Шрифт:
В этот день солнце уже четвертый день пребывало в величавом знаке Колесницы верхнего зодиака и неукротимо стремилось к величавому знаку Льва зодиака основного, в день именуемый юматату, иначе чахаршанбег, когда над островом Бали стояла планета Враспати, иначе именуемая Меркурий, со стороны гор Сьерра Путана явился человек верхом на жеребце фризской породы, длинные фризы которого были запятнаны болотной тиной, и въехал в южные ворота Корантейна. Человек был стар как само время, чернокож и сед, морщинист и худ, но в седле держался крепко. Проехав мимо собора, он широко перекрестился, с коня не сошел, но направился прямо на гасиенду Великой Мамы, где его встретил уже оповещенный народной молвой Хосе Паласиос. Это был, как, без сомнения, понял уважаемый читатель, жрец вуду Марсель Бертран Унион, девяностодевятилетний
Жрец был допущен к руке Великой Мамы, поцеловал огромный сапфир на ее руке и опустился в шезлонг, одновременно приняв из рук верного Хосе Паласиоса стакан с охлажденной чилипухой. Было известно, что диету он соблюдает и годами не ест ничего, кроме вареного картофеля и сырого мяса капибары, которую, как и крокодила, за два столетия до его рождения католическая церковь признала рыбой и дозволила есть в пост, что сегодня, в среду, было особенно хорошо, и Хосе Паласиос пошел отдать распоряжения на кухне, ибо Великая Мама не ела мяса грызунов и летучих мышей, любимое в Корантейне, предпочитая им жареную чернобрюхую свистящую утку, мясо которой ей рекомендовали как лечебное. Любила она и другую местную утку, гребенчатую. Еще более ценила местную птицу-пенелопу из каатинги, но та охотникам почти не встречалась.
Унион медленно выцедил весь стакан, белоснежными, отнюдь не вставными зубами разгрыз кусочек льда.
— Бедный мальчик, — сказал он без предисловия, — президент так волнуется.
— Что делать, — ответила Великая Мама, — это тем более печально, ведь царь — его племянник. Так ли следует заботиться о племянниках. Остается лишь помогать, чем возможно, а мы можем уделить только сущие гроши.
— Действительно так. Президент очень огорчен и пошел на беспрецедентную меру.
Великая мама с удивлением посмотрела на него:
— И что же он сделал?
Старик развязал мешок и вытащил оттуда две монеты. Проследив, чтобы одна демонстрировала Элиане Эрмосе аверс, другая реверс, протянул их и, понимая, что глаза у нее уже отнюдь не орлиные, пояснил:
— Обычно Сальварсан воздерживается от чеканки золотых монет, рудник в Орифисьо-де-Оро отнюдь не то, чем располагают Южная Африка и Канада, тем более Сибирь, но в данном случае президент решил сделать исключение. Сальварсанский кортадо стоит сейчас на отметке в один и две десятых доллара Северо-Американских Соединенных Штатов, что при чеканке монет достоинством в двенадцать кортадо, есть семь рублей двадцать копеек по нынешнему курсу, иначе говоря, почти царский полуимпериал. Первые сто тысяч двенадцатикортадовых монет я сегодня привез. Это очень мало, президент понимает, что семьсот с небольшим тысяч рублей нужд вашего уважаемого племянника не поправят, но в ближайшие дни мы доставим еще и надеемся, что хотя бы в ближайшие дни дон Тимон сумеет обойтись этой скромной суммой. Чеканка будет продолжена.
Великая Мама поднесла монеты к глазам. На одной стороне сиял герб Сальварсана, шествующий вправо броненосец-армадильо, чье шествие символизировало все большую и большую правоту сальварсанского броненосца, а под ним номинал — 12 кортадо. На реверсе был оттиснут профиль лысого и курносого человека, знакомый всему миру, по кругу шла надпись: «Creemos en el Presidente», («Мы верим в президента»).
Великая Мама с нежностью погладила монеты: это было то самое, что требовалось сегодня.
— Какой прекрасный человек президент, — сказала она, — какой отзывчивый, как тонко чувствует нужды друзей и родственников. Я, разумеется, добавлю к этой сумме кое-какие незначительные средства, надеюсь, ему пока хватит, хотя бы на месяц-другой. Потом я собираюсь мобилизовать дополнительные возможности,
— Как же организуем доставку? — озабоченно спросил жрец. — Пересылать такую сумму можно лишь с очень доверенным человеком, а в ближайшее время у нас никто не ожидается.
Голос Великой Мамы потеплел.
— Как же, завтра с утра жду нашего друга с Доминики. Но скажите, мэтр, ведь монеты очень тяжелы, как вы их довезли? Бедная лошадь!
Унион сделал отрицательный жест:
— Ничего, мой Фриз — конь сильный, а монеты отчеканены из металла девяносто девятой пробы, что сильно снизило их вес. Хотя, конечно, коню досталось. Но мы с ним старые друзья, много пережили вместе. Кстати.
Унион выудил из часового кармашка на брюках замшевый мешочек.
— Это для дона Тимона на самый крайний случай, если случится нечто совсем непредвиденное.
Он развязал тесьму. На его черной ладони засиял множеством граней густо-синий камень.
— Это до сих пор не предъявлявшийся никому постороннему бриллиант, который решено назвать по имени города, где он был найден, — Пайтити. В нем восемьдесят карат, огранка равноценна брюссельской и производилась приглашенным в Сан-Сальварсан европейским ювелиром. У бриллианта нет официального владельца: город Пайтити считался расположенным в Перу, но был обнаружен в Сальварсане в прошлом десятилетии. Его сокровища национализированы, часть отправлена в фонды резервного банка, однако данный камень по специальному решению отошел в собственность главы государства и может быть господином пожизненным президентом подарен по собственному усмотрению. По условной стоимости, благодаря чистоте и внешнему сходству, он может быть приравнен к алмазу «Голубой француз», хранящемуся в Смитсоновском институте в Вашингтоне, иначе говоря, его примерная цена — двадцать семь миллионов царских империалов, они же четыреста миллионов рублей, или двести миллионов долларов Северо-Американских Соединенных Штатов.
Великая Мама взяла камень, долго и близоруко рассматривала, затем откинулась и задумчиво сказала:
— Мне кажется, подобные сокровища не должны покидать руки владельца. В данном случае это национальное достояние республики. Если не всю сумму, то значительную ее часть можно найти. Все же это не скипетр Елизаветы Второй, там в десять раз дороже было бы, а здесь сумма хотя бы обозримая. Построит царь на авианосец меньше, в конце концов, тот все равно утопят. И будет знать, как оставлять мальчика без гроша.
И в сорок семь лет Тимон оставался для тетки мальчиком.
Закат рухнул за горизонт почти сразу, непривычно чистое небо осыпалось миниатюрными копиями бриллианта Пайтити. Синих звезд на небе тысячи, но у города Корантейн имелась своя, и называлась она Сухаил Хадар, иначе дзета Кормы, незримая для Москвы, да и вообще Корма корабля аргонавтов — это созвездие Южного полушария, целиком видимое в Северном лишь для тех, кто находится в южнее города Бейцзин, более известного как Пекин. Сухаил Хадар по-арабски означает «рычащий лев», обычно считается, что этим рычанием приглашают Небеса вступить Солнце в величавый знак Льва, и Солнце, повинуясь, вступает, но сегодня звезда рычала тише, чем обычно, ибо созерцала алмаз, синий бриллиант Пайтити и умалялась гордостью перед благостью чуда доколумбовой Америки. Хотя корабль аргонавтов некогда направлялся за золотым руном, а в Корантейн два мешка золота уже были привезены, все золото мира блекло в эти мгновения перед блеском синего бриллианта.
Испанское слово «кортадо» означало «разрезать», на сальварсанском диалекте оно превратилось в существительное и в название почтенной денежной единицы, хотя весь мир называет так кофе, сваренный из свежеразмолотого кофе с топленым молоком в равной пропорции. Кофе Великой Маме присылали из кофейной столицы мира, колумбийского города Армения, молоко же носили с фермы Марии Лусии, а готовил напиток для нее лично верный Хосе Паласиос, он топил молоко в старинном глиняном горшочке, осторожно вливал его в кофе, чтобы подать владычице, не переносившей жидкого латте, в котором молока во много раз больше, чем кофе. Через мгновение после того, как высыпали на небо звезды, он появился рядом с ней, поклонился и подал большую чашку напитка, старику же поднес его обычный стакан чилипухи со льдом. Насчет легкого ужина он уже распорядился.