Против правил Дм. Быков
Шрифт:
Его любили и любят самые разные люди. Захар Прилепин в годы своей омоновской юности хохотал над ироническими повестями Житинского. Дмитрий Быков ставил «Потерянный дом, или Разговоры с милордом» в один ряд с «Тилем Уленшпигелем», «Анной Карениной», «Исповедью» блаженного Августина. Проза Александра Житинского останется в литературе печальной улыбкой сильного человека.
Классика и история
Speak, Memory
«Память, говори!» Как называются воспоминания Набокова? Нет, не русскоязычный вариант «Другие берега», не американский «Убедительное доказательство» (чего – спрашивается?), но английский, тот же самый, что готовился к печати в Великобритании одновременно с «Убедительным доказательством»?
Speak, memory –
Биографы и комментаторы хором пишут, что название получилось случайно, что издатели и сам Набоков думали, как привлечь к книжке барышень и старых дам – они-то и читают мемуары. А мне почему-то кажется, что в число «барышень и старых дам» должен был входить активно действующий политик, однокашник Набокова по английскому университету, Батлер-Бомстон-Несбит, – как бы он порадовался, обнаружив, что он египтолог.
А почему «египтолог»? А потому, что в 1951 году для Великобритании головной болью был Ближний Восток вообще и Египет в частности. Поэтому человек, занимавшийся политикой вообще и внешней политикой в частности не мог не быть «египтологом». Это только первый слой шутки, есть и другой. Судя по мемуарам, в бытность свою студентом Батлер активно интересовался событиями в Советской России, много беседовал о них с молодым Набоковым. Но что такое для образованного англичанина Советская Россия? Что такое вообще Советская Россия? Разве это не такая же древняя, мрачная, требующая расшифровки структура, как и Египет фараонов? Разве английский джентльмен не так же далек от этой архаики, как и от Древнего Египта? Разве нет зловещей схожести в государственном рабстве всех и каждого в Древнем Египте и в Советской России?
Нет-нет, стоит поглядеть, что это за заглавие такое удивительное в книге, где активно действующий политик, интересующийся СССР, превращается в египтолога. Откуда оно, это заглавие? Оно звучит цитатой. Так оно и есть цитата. Только не оттуда, откуда привыкли выколупывать цитаты комментаторы Набокова. Оно – из фильма. Оно – из лихого шпионского боевика. Впрочем, об этом боевике с уважением говорит герой романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи», мол, этот фильм я ставлю выше «Гамлета» Лоуренса Оливье. Мало кого из современных ему американских писателей Набоков хвалил. Сэлинджера – хвалил. Раз хвалил, значит, читал въедливо и досконально. Так читал, что мог с ходу ответить на вопрос литературной викторины: «Какой любимый фильм Холдена Колфилда и его сестры?»
Правильно! «39 ступеней» Альфреда Хичкока. Мемори, мистер Мемори – так зовут подручного шпионов в этом фильме, он маскируется под артиста, обладающего невероятной памятью. Память у него и в самом деле великолепная, только он не совсем артист. Правда, подстреливают его прямо на сцене. Главный положительный герой нагибается к умирающему подручному шпионов. Его жизнь зависит от того, что сейчас скажет мистер Мемори, мистер Память. С какими словами он обращается к мистеру Мемори? Правильно! Speak, memory! – «Память, говори!»
Лихое название для книжки, в которой (повторюсь) дипломат и политик превращается в египтолога. В 1964 году с предложением о сотрудничестве к автору бестселлера «Лолита» обратился автор фильма «39 ступеней» Хичкок. Сначала был телефонный разговор, потом – письма. Одно письмо Хичкока, одно – Набокова. На этом дело заглохло. Но названьице английской версии набоковских мемуаров все одно торчит занозой. Он так любил шарады, так любил словесные игры. Вслушайтесь: «спик мемори» – это же «шпик мемори». «Шпион Мемори», как и в том давнем фильме Хичкока.
На эту игру слов можно было бы не обращать внимания, если бы не тщательно, яростно скрываемый интерес Набокова к политике. Между тем этот
Ведь он что объяснил Несбиту-Бомстону-Батлеру? Ваши рассуждения о революции, реформе и прочих интересных вещах к России имеют самое касательное отношение, поскольку вы не учитываете одного очень важного факта: в России к власти пришла тайная полиция. Совершенно неважно, как она называется: жандармерия, ЧК, ГПУ или НКВД… Вот с этого и начинайте все свои рассуждения. Но сказал он это таким лихим образом, что не сразу и сообразишь, насколько он политически подкован.
Переписка. Хичкок собразил. Недаром среди всех режиссеров Набоков выделил именно его. Альфреду Аппелю он говорил, что «с нежностью вспоминает по крайней мере один хичкоковский фильм про кого-то по имени Гарри». Всякий, кто смотрел «Неприятности с Гарри», оценит две вещи: во-первых, «про кого-то по имени Гарри». Фильм все-таки не «про кого-то по имени Гарри», а про то, как несколько человек пытаются то спрятать, то выволочь на свет Божий труп того, кого звали Гарри. Во-вторых, «с нежностью»… Если и есть какая-то мораль в единственной комедии, снятой Хичкоком, то она сводится к тому, что есть такие говнюки, которые даже своей смертью способны причинить максимальное неудобство ближним и дальним. Такое, несомненно, вспоминается «с нежностью».
Может быть, поэтому Набоков, расчувствовавшись, продолжил разговор о Хичкоке так: «О, его черный юмор сродни моему черному юмору, если я не путаюсь в терминах…» Не путался. Набоков никогда не путался в терминах и в чем бы то ни было вообще. Он был всегда изумительно точен. Splitter – вот как его называли в энтомологических кругах, – рассекатель, аналитик, можно и крохобор. Он первым среди энтомологов принялся подсчитывать чешуйки на крыльях бабочек. Ученый, наблюдатель, что тут скажешь.
19 ноября 1964 года Хичкок написал Набокову. Он ссылался на бывший прежде телефонный разговор и предложил Набокову две истории, из которых американский (и русский) писатель мог бы сделать сценарии. Вот первое предложение Хичкока: «Первая идея, о которой я размышляю уже некоторое время, основана на одном вопросе, который, как мне кажется, никогда не рассматривался в кино и, насколько мне известно, в литературе. Это проблема женщины, которая связана, через брак или обручение, с перебежчиком (defector). Думаю, в случае замужней женщины можно практически не сомневаться в том, что она встанет на сторону мужа. Возьмем, например, случай Берджесса и МакЛина, где миссис МакЛин в конце концов последовала за мужем за железный занавес и очевидно, что миссис МакЛин никакими другими обязательствами не была связана. По-настоящему меня интересует вопрос о том, каким будет отношение молодой женщины, возможно, влюбленной или обрученной с ученым, который, возможно, является перебежчиком».
Прервемся: Хичкок поминает двух советских шпионов из знаменитой оксфордской «пятерки», вовремя «оторвавшихся». Хичкок готовит будущий свой триллер «Железный занавес». Видно, как Хичкок старательно тянет здесь свою тему: для любящей женщины ее избранник всегда прав! Что бы ни случилось – он всегда прав. Как бы убедительно ни было построено обвинение, любящая женщина никогда ему не поверит, всегда останется на стороне любимого.
«Киносюжет этого рассказа будет развиваться как путешествие за железный занавес. Драматическим центром будет проблема, перед которой окажется девушка. Как знать, может быть, она перейдет на сторону жениха. Может быть, сделав этот шаг, она совершит ужасную ошибку, потому что ее жених окажется двойным агентом. Вполне вероятно, что человек, выставляющий себя предателем, может быть правительственным агентом. Мы были свидетелями того, как ФБР находилось в неведении о том, что делает ЦРУ, а ЦРУ иногда не в курсе того, что делают на своих разведывательных постах разные высокопоставленные шишки».