Против Сталина и Гитлера
Шрифт:
А в итоге - десятки тысяч перебежчиков на всех участках фронта. Такого количества не было уже в течение месяцев! К русским обращался русский генерал, один из защитников Москвы. Правда, имя Власова было известно не во всех частях Красной армии. Поэтому от многих германских дивизий вскоре стали поступать требования, что для большего успеха необходимо, чтобы к русским обращалось национальное русское руководство или правительство, к украинцам украинское. То, что мы, немногие, говорили вот уже более года, многие признали теперь как насущную необходимость. Но те, кто прежде всех других
* * *
Уже в августе 1942 года я должен был сменить ОКХ и "клуб", с дорогими мне товарищами, на незнакомый мне ОKB в Берлине. Гелен сообщил мне, что я, как попечитель Власова, командируюсь в Отдел пропаганды при ОКВ, но по-прежнему буду числиться за штабом ОКХ и его Отделом ФХО. Официально только ОКВ мог разрешить русскому, то есть Власову, обращаться к русским.
Я рассказал Гелену о моем "союзе" с Власовым. Вопрос был в том, сколь долго он будет сотрудничать с нами, если мы не сможем добиться дальнейших успехов?
Рённе за это время сделал шаг дальше. Он прозондировал у Треско и Герсдорфа в штабе группы армий "Центр" - нельзя ли вновь оживить план 1941 года с Русским Освободительным Комитетом в Смоленске и теперь уже генералом Власовым во главе его. Хотя в Смоленске не было прежних лиц, Треско и Герсдорф приняли предложение Рённе.
Вследствие этого, моей ближайшей задачей было добиться согласия и поддержки ОКВ. Одновременно я получил заверения, что Организационный отдел ОКХ готов тотчас же предоставить в мое распоряжение бюджет для русского пропагандного подразделения, как только будет дано одобрение со стороны Отдела ОКВ/ВПр.
Перед моим отъездом полковник фон Штауфенберг предупредил меня, что СС уже принялся комплектовать эстонские и латышские части.
– Это значит, - сказал он, - что надо спешить с нашим планом организации общерусского центра. СС, несмотря на свою теорию об унтерменшах, без стеснения пойдет по пути использования людей. И если Гиммлер возьмется за Русское Освободительное Движение, он привлечет для СС и сотни тысяч русских. Одни поверят обещаниям, другие пойдут по бесхарактерности или из карьеризма. Тогда - горе нам и всему миру.
Я был в высшей степени рад, что Штауфенберг и его друзья в ОКХ так ясно видели проблемы, которые встали бы по окончании войны. Я тогда не знал о его принадлежности к группе оппозиционных военных и не понял, насколько он доверял мне, говоря все это.
– Ну, за Власова вам бояться не нужно, - заявил я.
– Он никогда не пойдет на то, чтобы оказаться на буксире у СС и помогать коричневому диктатору занять место красного.
Рённе еще раз просил меня молчать об идее включения русского национального правительства в Европейский союз, так часто дискутировавшейся в нашем "клубе":
– Нужно придерживаться "политических методов ведения войны" и "тактики малых шагов". А если вы не добьетесь успеха в Берлине, мы вытащим вас снова к нам...
"Штаб" Власова в Берлине
Итак, в конце августа 1942 года я приехал в Берлин. Так называемый штаб русских сотрудников Отдела ОКВ/ВПр находился на
Старший лейтенант Дюрксен дружественно встретил меня. Моим непосредственным начальником стал капитан Гроте.
Начальником Отделения ВПр/IV, к которому принадлежали Гроте и Дюрксен, а теперь и я, был полковник Мартин.
Рённе был прав: дальше мыслей о "политическом методе ведения войны" Мартин не шел. Только Дюрксен сразу сказал мне, что мы добьемся успеха лишь при широком подходе к проблемам. Но вскоре и Мартин, и Гроте присоединились к мнению, что если уж говорить о "германской задаче" на Востоке, то она может быть решена лишь при признании политических прав и интересов всех народов Советского Союза, включая русский.
Сразу же после моего приезда в Берлин Власов спросил меня о результатах его разговора с Густавом Хильгером, советником Министерства иностранных дел. Мне пришлось ответить, что перспективы, к сожалению, малообещающи, результатов нет.
– Значит, немцы не хотят, - сказал Власов.
Потом он начал критиковать "привилегированное" положение русских борцов за свободу при ОКВ, но заметил:
– Все же, если бы все русские военнопленные были помещены в условия этой Викториаштрассе, мы оказали бы нашему народу немалую услугу.
Он сказал это искренне, но в его словах был оттенок горечи, намек на наш разговор в Виннице, что его сотрудничество - цена помощи военнопленным.
– Я много думал о нашем соглашении и о возможных путях. Мои земляки лишь тогда очнутся от летаргии, лишь тогда будут сотрудничать и
помогать, если им показать дорогу в новое, лучшее будущее. Ваш великогерманский рейх их не интересует, они хотят своего государства и чтобы были решены вопросы их собственного национального существования.
Наши беседы иной раз длились часами.
* * *
В своем заношенном обмундировании военнопленных, с большими буквами "SU"{15} на спине, русские "сотрудники" ОКВ могли выходить в город лишь строем в сопровождении конвоя. Власов отказался участвовать в этих "прогулках" на обозрение гуляющих в Тиргартене берлинцев. Он оставался в своей комнате.
От времени до времени эти "сотрудники" привлекались некоторыми министерствами для дачи советов, в качестве знатоков по различным специальным вопросам (например, по сельскому хозяйству). Из этого сама собой возникла необходимость в ослаблении их изоляции. Мы решили, прежде всего, добыть гражданскую одежду и улучшить общие условия жизни и работы пленных.