Против течения (сборник рассказов)
Шрифт:
Ни один из моих бывших начальников (а они сейчас все уже, наверное, на пенсии, если живы; книжки читают, может быть, и мою книжку прочтут, если её, конечно, напечатают). Так вот, ни один из моих бывших начальников никогда не скажет, что слышал от меня хоть одно слово льстивое, что я поклонился им когда-нибудь ниже приличной нормы, или забежал вперёд на полусогнутых. Нет, такого не было никогда, что, кстати, весьма их удивляло, так как вокруг всех начальников во все времена столько преданных скрюченных подчинённых постоянно расточают медоточивые пакостные словечки, стараются угодить, упредить желания, что независимый, самостоятельно мыслящий и дающий отпор чиновничьему
Сколько вокруг них всегда вертелось этих партийцев и комсомольцев (теперь уже бывших), помните, как главный комсомолец первому Президенту нашему (тоже не последнему мерзавчику) резанул с трибуны: «Зачем вы (подхалимы то есть) восхваляете так нашего дорогого Президента, ведь он настолько велик, что не нуждается ни в каких восхвалениях...» – И как только бедная русская земля таких говнюков выдерживает!
А порой уйдёт какой-нибудь заводской начальник на пенсию, поскучает дома с ровесницей-бабой немного и бежит от скуки на старую работу вроде бы по делу какому. А там его бывшие–то льстецы и выдвиженцы не то что говорить с ним не изволят, а иногда даже и руки ему, бедолаге, не подадут. Получай, дескать. Своё, а нам паровоз дальше (в тупик то есть) толкать надо. Расстроенный, зайдёт, на всякий случай, ко мне, а я с ним самым сердечным образом обхожусь, как и всегда со всеми простыми, рядовыми сослуживцами обходился. Он удивляется и возмущается одновременно: «Да что ж ты... да мы бы тебя, а не этих сволочей... Ах, как обманули!» А я его успокаиваю: «Ничего, их тоже обманут...» А уж служебная карьера мне всегда безразлична была. Зачем хлопотать и унижаться, если всё равно все выйдут на эту самую пенсию (если доживут, конечно), а потом и вовсе сравняются... во всех правах и обязанностях на этой земле.
Так что простому человеку комплименты говорить можно, здесь корысти никакой нет, одно только желание своим хорошим настроением поделиться. Может этого человека никто в жизни–то ни разу не похвалил, только ругали, выговоры в приказах объявляли и унижали всячески. Да для него простые добрые слова в свой скромный адрес услышать – это же память на всю жизнь!
...Хорошо, работа кипит, уже и горлышко почти наполнилось; надо к опушке подаваться, водички попить из банки, перекусить немного, нацапать ещё и эту банку и домой с ароматной добычей лететь на крыльях.
Перекинулся несколькими приятными словами с двумя девчатами лет этак по семнадцать (Почему-то я особенно с женским полом люблю разговаривать). Одной говорю, приветливо так:
– Ну, молодец, принесёшь я годы домой, наваришь варенья, будешь зимой этим вареньем самых дорогих и желанных гостей угощать (С намёком деликатным то есть).
А она мне:
– Да нет, что вы, это я на продажу. Я вот наберу, а мама завтра возле магазина продаст, что-нибудь купит.
Мне стало немного грустно, но я всё равно решил её ещё немного похвалить.
– А ты, симпатичная барышня, оказывается маме помогаешь. Вот ты какая умница!
(Я иногда молодых девчат «барышнями» называю, сейчас так никто не обращается, а я думаю, что им приятно услышать такое слово; а моя «барышня» и не красавица вовсе, а так, средняя).
Вот она мне отвечает:
– Что вы, мне кажется, – плохая. Я иногда курю потихоньку. – А сама мило так посмеивается.
Двигаюсь я, добирая посудину свою ягодой, к тенистой опушке, а сам думаю: «Да если в наше время девушка говорит, что считает себя плохой, потому что иногда курит...
Я, признаюсь, страстно люблю настоящую красоту. Не то, чтобы был я какой-нибудь эстет, музыку серьёзную понимал или в живописи разбирался. В музеях, честно скажу, отродясь не бывал. Но когда я брожу по лесам, то иногда не возьмусь обедать в каком-нибудь захламлённом, замусоренном непривлекательном месте. Обязательно нужно мне найти какую-нибудь сказочную полянку, живописный перелесок с приятной для глаза перспективой, с шелестящими где-то неподалёку хлебными полями, петляющей в зарослях речушкой, ну хоть просто с голубым небом, зажатым между разлапистыми ветками. Чтоб не только едой, значит, наслаждаться!
(А красота земная именно и сквозит чаще всего в таких местах, где межуются разные, так сказать, среды обитания: ну скажем, на опушке леса, у берега озера или живописного болотца, недалеко от полей с ранними всходами, у подножия скал... нет, это уж я далеко, как говорится, хватил).
Вот и сейчас захожу в ближайший соснячок и двигаюсь туда, где, уж сердце чует, самое подходящее место для обеда (два варёных яйца, три куска хлеба и вода – не такой уж и обед, но главное-то природа, воздух!).
И вот я там, где, по моим предчувствиям, и должно быть это чудесное местечко для отдыха, вижу сидящих на поваленной сосне молодого мужчину и курчавую белоголовочку лет трёх. Они обедают. Поблизости молодая женщина собирает ягоды. Рядом лежат два велосипеда. Одеты эти ягодники, в отличие от меня, довольно легко. Не боятся комаров и клещей, значит.
А у меня бидончик – полный, настроение отличное, ну как не похвалить такую дружную, трудолюбивую и симпатичную семью. Под видом сбора ягод подхожу к ним поближе. Девчушка и правда красавица, сидит на деревце, болтает ножками и уплетает вместе с папой какие-то бутерброды. Я, наполненный самыми добрыми чувствами, без всякой задней мысли, голосом, каким обычно стараются взрослые беседовать с самыми маленькими детьми, говорю:
– Ну какая ты молодчага, все твои подружки в песочницах играют, а ты с папой и мамой в лесу ягодки собираешь. Да если ещё тебя и зовут Танечкой, то ты уж точно моя внучка.
Молодые родители оторвались от своих занятий и с интересом смотрели на меня, а их прелестное дитя вдруг соскочило с сосёнки, бросило свою еду, взмахнуло вверх ручонками и стремглав побежало ко мне, тонюсеньким голоском крича на весь земляничный лес:
– Мама, мама! Дедушка Серёжа нашёлся!
Я остолбенел. Это же именно моё имя. Меня так и зовут – Сергеем Васильевичем (Уж простите, что раньше не представился). Соображение моё решительно отказывается как-то всё это объяснить. Ну, конечно, случайное совпадение, и ничего больше.
А в это время названная мной «внучка» подлетает, хватает меня за штанину и с надрывом, почти со слезами, продолжает свои причитания:
– Деда! Деда! Как я тебя люблю! Куда же ты запропастился? Мама – на работе, папа – на работе, баба Нина всё вяжет-вяжет, а баба Катя всё ворчит-ворчит. Деда! Возьми меня к себе! Мы будем с тобой в лес за ягодками ходить, в парке гулять. Деда! Я тебя сразу узнала!
А я стою болван болваном и не знаю, что делать, что сказать. Почему-то мысль промелькнула, что вот она схватила меня за штанину, а штанина-то не совсем чистая, я ведь ползал, ягоды собирал. И родители её, взволнованные видимо таким неожиданным всплеском чувств, подошли поближе, успокаивая и уговаривая свою дочку.