Против течения
Шрифт:
— Вы хорошо знали доктора Шеффорда?
— Очень хорошо. Он был старше меня, так что в университете мы учились в разное время, но мы подружились с тех пор, как начали практиковать. Мы никогда отсюда не уезжали, и он часто помогал мне в разных обстоятельствах. Думаю, могу сказать, что и я, со своей стороны, имел возможность помогать ему. Для меня, как и для многих его друзей, смерть Шеффорда была большим потрясением.
— Полагаю, он страдал болезнью сердца уже некоторое время?
— Годы. Он знал об этом и знал о риске, которому себя подвергает. Мы все предостерегали его. Не
— Да. Я все еще был здесь, когда он умер.
— Энн говорила мне. И с вашей стороны, я считаю, было чрезвычайно тактично удалиться в такой момент.
— Я видел, что им хочется остаться одним, — спокойно сказал сэр Джон. — Обе старшие сестры очень любили отца.
— Младшая тоже, — добавил доктор Эштон. — Малышке Энтониете это разбило сердце. Она обожала отца и, думаю, была его любимицей. Но они все чудесные дети. И мне дьявольски жаль их.
— Именно в этом и заключена причина, по которой я хотел повидать вас. Я ждал, когда завершатся хлопоты, связанные с похоронами, чтобы понять, чем мог бы помочь им.
— Артура Шеффорда похоронили позавчера, и обстановка проясняется, — сказал доктор Эштон. — Вчера я послал свою секретаршу попробовать разобраться в том хаосе, который покойный оставил в своих бумагах. Она очень деловая женщина, работает у меня несколько лет. Так вот, вчера вечером она сообщила, что в жизни не видела ничего более жалкого, чем счета Артура Шеффорда. Что касается финансовой стороны — ну, говоря откровенно, — нет никакой надежды, насколько я вижу, что детям останется хотя бы что-нибудь, на что они могли бы жить. Нет денег даже на самое необходимое. Зато есть закладная на дом и немыслимая сумма невыплаченного подоходного налога. Где же выход?
Вопрос доктора Эштона прозвучал весьма драматично, но если он ждал столь же драматичного ответа, ему пришлось разочароваться. Сэр Джон вынул из кармана портсигар и открыл его.
— Вы не возражаете, если я закурю?
— Дорогой сэр Джон, примите мои извинения! Я сам курильщик — курю трубку, — и мне следовало догадаться предложить вам это первому. Дайте-ка вспомнить, куда я засунул спички…
— Не беспокойтесь, — остановил его сэр Джон, — у меня зажигалка. — Он высек огонь и прикурил сигарету.
Тем временем доктор Эштон изучал своего собеседника и прикидывал, на какую сумму может потянуть желание сэра Джона помочь Шеффордам. Он был знаком с репутацией этого человека в течение многих лет, но никогда до него не доходили слухи, что сэр Джон особенно щедр. Конечно, он приобрел известность другими качествами — как человек с незаурядным умом и большим будущим в политике. Его деньги и положение обеспечили ему влияние и власть, но доктор Эштон не мог вспомнить ничего такого, что давало бы возможность утверждать, будто сэр Джон может оказаться благотворителем, или филантропом, или выделить существенную помощь семье ничем не примечательного доктора — к этой же категории
«И все-таки, — думал доктор, — мало лучше, чем совсем ничего. И уж конечно, Джон Мелтон не пострадает, если передаст им немного денег. Сотня или около того для него не потеря, а для них — большая поддержка». Он вспомнил лицо Энн во время похорон — очень бледное, как он и ожидал, с темными тенями под глазами, как будто она проплакала всю ночь. Но что задело доктора больше всего — это выражение напряжения и тревоги на ее лице. Раз во время службы она протянула руку и придвинула поближе к себе Энтони, потом он увидел, как она тем же самым жестом привлекла к себе Энтониету.
«Она любит детей, — сказал он себе и добавил: — Любит, как мать. Она могла бы быть их матерью». Он знал, что тревога, отразившаяся на лице Энн, связана с ними. «Она опасается за их будущее, — решил он. — И не без причины».
В то время он еще не знал результатов следствия, проведенного его секретаршей, но хорошо представлял себе состояние дел друга. Артур Шеффорд всегда был безнадежен в делах, касавшихся денег. Он был просто неспособен сосредоточиться на финансовых вопросах или на чем-то похожем. Всю свою жизнь он посвятил заботам о больных так же, как иной полностью посвящает свою жизнь Богу, забыв обо всем остальном. И хотя теперь Артур Шеффорд избавлен от обстоятельств, созданных годами небрежения к делам, его семья столкнулась с ними лицом к лицу. И доктор Эштон не мог не ощущать жестокости того, что дети вынуждены платить по долгам, которые оставил их отец, не умевший заботиться о себе.
Что ж, возможно, помощь придет откуда не ждали. Доктор Эштон отметил про себя, что ошибся в своем суждении о сэре Джоне. Когда он узнал о его отъезде, он думал, что они больше ничего не услышат о нем, разве что получат чек. И вот в опровержение этого мнения знаменитый человек здесь лично и, несомненно, достаточно заинтересован, чтобы понять, что можно сделать. Доктор Эштон отказался от намерения искать обтекаемые слова:
— Говоря откровенно, сэр Джон — и я думаю, Энн простит меня, если я выдам семейные секреты, чтобы полностью прояснить ситуацию для вас, — состояние дел таково: мой друг оставил семью в крайне затруднительном положении. Денег нет даже на оплату похорон. Конечно, я как старый друг делаю все возможное, чтобы получить деньги хотя бы с части его пациентов. Но даже если четвертая их часть будут настолько честны, что заплатят по счетам, это не покроет все расходы.
Дети смогут жить вместе, как раньше, не больше недели или около того. Мы с женой уже обсудили этот предмет и думаем, что можем предоставить крышу над головой для Энн на какой-то срок, чтобы она могла осмотреться, но мы не в состоянии пригласить остальных — у нас нет даже комнат для этого. У Шеффордов есть одна родственница, которая берется помочь. Это двоюродная сестра Артура, пожилая женщина, которая прибыла на похороны. Я имел с ней короткую беседу и понял, что она берет к себе близнецов. На Энн и Майру она не обратила внимания, и я пришел к заключению, что старушка из тех старых дев, которые не одобряют современных девушек.