(Противо)показаны друг другу
Шрифт:
— Конечно, нахожу. Более того, это даже не странно, а ненормально, когда девка кличет член Филипок, а звезду — Марьиванна. Попахивает психиатрией. Не пробовала к психиатру обратиться?
— Пробовала. Последний психиатр заблокировал мой номер как раз позавчера, — с особым удовольствием произношу я. Хочу еще что-то сказать, но не успеваю.
Юсупов грубо хватает меня за шею и тянет на себя. Происходит что-то пипец ненормальное. Мы оба пялимся на губы друг друга. Вот прям попахивает это чем-то… чем-то нехорошим. Шумно сглатываю, а в следующий момент этот мудила присасывается к моим губам.
— Ты больная, что ли?
— Кажется, мы с этим уже определились. Да! — отталкиваю от себя Егора. — Только больная может сосаться с таким чмом как ты, — а в следующий момент распахивается дверь туалета. Охренеть — администраторша Елена, мать ее, Петровна.
— Ваша работница мало того, что разливает на посетителей сок, так еще и вместо исправления своих оплошностей грязно домогается, пытаясь искупить вину минетом. Для достойного ресторана — хреновый выбор работников, — со всем ехидством в голосе произносит Егор, натягивая на себя джинсы. Сукин сын!
Обходит меня, заметно задевая рукой ногу, и выходит из уборной.
— Давно хотела тебя уволить. А теперь, наконец-то, есть весомый повод. Ты уволена, Лилия.
— Да он пошутил! Это мой однокурсник.
— Уволена, — безапелляционно произносит она, закрывая дверь.
Сукин сын! Ненавижу!
Глава 3
Настроение — боевое, несмотря на не самые лучшие обстоятельства в жизни и тошнотворный запах, типичный для церквей, отчетливо напоминающий отсутствие в моей жизни мамы и папы. Из-за папы, точнее из-за его подарка я и приперлась на похороны Аллы Сучковны. Принципиальная биохимичка на поверку оказалась обычной продажной сукой, завалившей меня не только на экзамене, но и на пересдаче. Не единожды.
Хуже всего, что я прекрасно знала эту долбаную биохимию. Как минимум на четвертак. Оказалось, что стерва, укоризненно смотрящая на меня, хотела не просто взятку, а именно мой браслет. Была бы я более прошаренной, может, и с первой пересдачи додумалась бы ей заплатить, но где там наивной простушке об этом догадаться. Вот так мой единственный драгоценный, во всех смыслах этого слова, подарок, оказался в руках этой стервы. Знала же, что такие вещи надо носить по праздникам, но хотела похвастаться. Вот и получила. Ладно бы просто деньги потеряла, но столь важный для меня подарок — это обидно. Очень.
Но сейчас я его верну, даже если придется опозориться. Главное, чтобы он был на руке умершей гадины. Не знаю почему, но я уверена, что он на ней. Явно позаботилась забрать не свое с собой в могилу. Глубоко вдыхаю и с силой сжимаю Анину руку, дабы убедиться,
— Аня! — дергаю ее за руку. — Хватит витать в облаках. Держи, — протягиваю ей черный платок. — Покрой голову.
— Я думала мы уже уходим. Не хочу я надевать это убожество.
— Покрывай, — несдержанно произношу я и надеваю свой платок. Достаю солнцезащитные очки и протягиваю ей аналогичные.
— Для чего это?
— Чтобы было не видно слез.
— Какие, к чертям собачьим, слезы?
— Надевай говорю.
Собираюсь с духом и, не оглядываясь на Аню, иду к гробу, около которого скопились люди. Поди не только меня обобрала. Наконец, обойдя не единожды гроб, убедилась, что мой браслет на ней и вернулась к Ане.
— Может, уже пойдем?
— Да прям щас. Мне надо с ней попрощаться.
— А сейчас ты что делала?
— Ждала пока рассосется очередь у гроба и смотрела на лицо усопшей. Безумно ее жаль. За что Господь забирает лучших? Она таким светлым человечком была.
— Не богохульствуй. И вообще, откуда ты знаешь, что она была светлым человеком?
— Ты в гроб заглядывала?
— Ну и?
— Кожа у нее светлая, значит светлый человек, не чернокожая же. Ой, прости Господи, нельзя их так называть, да? Как их надо кличить, чтобы быть толерантной?
— Спроси у светлого человека, — огрызается в ответ Аня.
— Обязательно спрошу. Пойду как раз прощаться, — грустно сообщаю я, вложив Ане в руку свою сумочку. Возвращаюсь к гробу и, нацепив на лицо вселенскую скорбь, подхожу к воровке. Подавив в себе рвотный рефлекс, наклоняюсь к биохимичке, имитируя поцелуй в щеку. Надо сказать, очень долгий, так как расстегнуть браслет в таком положении оказалось той еще задачей. Однако — получилось. Сжимаю в руке мой подарок и быстро ускользаю от гроба.
— Ну все. Я попрощалась с Аллой Геннадьевной, — грустно сообщаю я, обняв Аню всей хваткой, при этом незаметно кидаю в сумочку браслет. — Пусть пухом будет земля этому светлейшему человеку.
— Земля будет пухом.
— Да какая разница.
— Вернула браслет на место. Живо, — синхронно поворачиваемся на голос оказавшегося перед нами мужика.
— Понятья не иметь, о чем вы говорить, — произношу с фиг пойми каким акцентов, поворачиваясь к Ане. — Мадлен. Что хотеть от нас этот красивый мужина? — черт возьми, мужик, несмотря на грозный вид, и вправду офигеть какой красивый. Все как я люблю — темненький, высокенький, взросленький с приятной на лице растительностью, не то, что у некоторых.
— Даю минуту на то, чтобы ты вернула браслет на руку покойной. В противном случае — на выходе попадете к охране. Обе. Браслет все равно вернете, только с позором, — грозно произносит он, а у меня мозг превращается в кисель. Мамочки, вот он мужчина моей мечты. Что-то там, несомненно, екнуло внутри моего ожиревшего сердца.
— Ах, браслет? — наконец произношу, прикладывая руку к груди. — Так он не у меня. Это все она, — перевожу взгляд на Аню. — Он у нее в сумочке.
— Ты совсем, что ли?! — возмущенно бросает она. И вправду совсем головой кукукнулась от сей красоты.