Противофаза

Раин Максимилиан

Глава 9

Воскресенье, 16.03.1975 г.

Окончив своё выступление, был тут же приглашён на аудиенцию к имениннику. Он повелительным жестом велел мне сесть рядом. Говорил неторопливо, подолгу затягиваясь папиросами Родопи, не сильно разбрасываясь жаргоном, очень низким и густым с лёгкой хрипотцой голосом, покачивая головой на манер змеи из мешка факира:

— Молодца, парень. Качественный подгон Боре Лупатому сделан. Музычка твоя задушевна и на слух приятна. Почище предыдущих будет. Вишь, как цыган тебя глазами

ест. Завидует, однозначно. Однако же, лихо ты с нашей темы соскочил.

Он посмотрел на меня изучающе прищуренными глазами и сделал новую затяжку. На эстраду в это время взобрался Костик Беляев и принялся воспроизводить свои знаменитые куплеты про евреев:

— Раз трамвай на рельсы встал,

Под трамвай еврей попал.

Евреи, евреи, кругом одни евреи…

Вошёл в трамвай антисемит —

Слева жид и справа жид.

Евреи, евреи, кругом одни евреи…

— Талантливый сын оказался у нашего безвременно погибшего Децала, — продолжил пахан, — Батю твоего хорошо знал. Мы когда-то вместе корешились. Ту погремуху я ему подогнал… Ты не сильно о нём горюй. Хочешь, я тебе также погоняло сконструирую и стану… хе-хе… твоим крёстным отцом?

— У меня вроде бы есть уже, — робко возразил я.

— Э-э-э, Токарева для афиш оставь. Да и нередки они на белом свете. Надо чётко своё иметь, и на него среди братвы авторитет навинчивать. Эх, Калина забита уже. На «че» не люблю словечки, — бормотал пахан, — Чёт ничё на ум нейдёт. Потом окрещу.

— … Лёня Брежнев, слава Богу,

Тоже бегал в синагогу.

Евреи, евреи, кругом одни евреи… — продолжал истерить на эстраде Костик при действенном участии музыкантов.

— Хе! Ты только погляди на него. Нихпипи не боится. Дьявол его дери. В нашу масть! — восхитился на музыканта именинник.

— А куда вы подевали Никсона с его дружками? — не сдержал любопытства.

— Думаешь, мочканули твоего жучилу? — оскалился босс в зловещей улыбке, — Хиляй малой за мной.

Он проворно поднялся и повёл меня к служебному выходу. Двинувшимся за ним быкастым парням он жестом велел оставаться на месте. За дверьми оказался коридор с производственными помещениями. По нему прошли к небольшому залу с большим столом по центру, уставленным пустыми бутылками, и с диванами вокруг. Вероятнее всего, именно здесь проводилась сходка воров. На диванах и креслах в вольных позах расположились Никсон и его подельники, надрываясь в заливистом храпе.

— Сека-умняша придумал травануть их слегонца клофелинчиком, чтобы только твою музыку послушать. Прочухаются, будут думать, что перепились, — пробасил авторитет.

— Что, прям так и отпустите их потом? Они же батю моего убили. И Индюка, наверное, — выкрикнул я.

— Во-первЫх, голубь сизый, не забывай, что они ко мне на днюху прибыли, меня поздравить. Западло с гостями разборки чинить.

Пахан задумался, почесал переносицу. Пованивало тухлятиной, или кто-то испортил воздух в помещении.

— Во-вторЫх, они все теперь мои бойцы, в деле себя показавшие. Кое-кто из них под твоим батей

раньше ходил. Кому конкретно ты предъяву кинешь с обосновой? То-то же. Никто твоего породителя не мочил. Вкурил? Сам он себя порешил. Хату индюкову подорвал с собой так, что цельного кирпичика не осталося. Жаль, а ведь мог понове подо мной зацвести. Выдал бы все индюковы бумаги моим людям и был бы в полном шоколаде. Клетчатого, что ли, так стремался? Ты по-честнухе от кого узнал о погибели своего отца?

От благодушия Лупатого не осталось и следа. Лицо его вдруг окаменело и приобрело угрожающие черты. Показалось даже, что у него вместо пары несколько выпяченных глаз торчат дула двухстволки.

— Ко мне домой приезжал один мужик. Назвался приятелем отца. Он то мне всё и рассказал. Посидели на кухне, помянули батю водочкой, — придумалась срочно отмазка.

Не дожидаясь вопроса, описал внешние данные приходившего, максимально приближенные к образу сгинувшего в топке Кутыря.

— Чё, приезжал, чтобы только это рассказать? — просверлил меня глазами Лупатый.

— Ну, интересовался ещё письмами от отца, его друзьями всякими, знакомыми. А тот нам с матерью никогда и не писал. Не знали мы даже, где он есть, — проговорил под внимательным взглядом пахана.

— Харе, замнём эту тему для ясности. Мне с тобой кое о чём другом перетереть треба. Пошли, подыщем местечко потише, побазарим с толком, — решил босс.

Зашли в административное помещение поблизости. Назначение не успел разглядеть на табличке. Оттуда попросили на выход знакомого мне кругляша.

— Поди, подыши воздухом, братуха. А то голова твоя от бумаг закружится. Мы тут с малЫм наедине потрещим малёха, — добродушно посоветовал ему пахан.

Сами расселись вокруг завоёванного стола.

— Глянь за дверь. Никто там уши не греет? Всё, про чё тут услышишь, пусть здесь же и затухнет. Усёк?

Прежде, чем начать разговор, авторитет долго, задумчиво пыхал папиросой, оценивающе поглядывая на меня.

— Тут такая канитель сошлась, — начал он излагать, — Дочка нашего царя на моей днюхе оказалась не случайно. Бриллиантовый её сюда завёз. Он её качественно проработал, подсадил на водяру и брюлики. Только есть такая тема, что стал он постукивать мусоркам. Короче, она на тебя запала, как кошка. Братки не врут. Эта дура влюбчива до безумия. Поедешь, значит, сейчас с ней. Влезь к ней в постель. Кочегарь её так, чтобы она ради тебя была готова на всё.

— А вы разве не знаете, сколько ей лет и сколько мне? — мявкнул я, объятый ужасом.

— Нужно это для дела, браток. Имелась ранее у меня стяжка в госбез через Кистепёрого. У тех пацанов, что лежат в отключке, он в боссах ходил. Деловой бродяга. Собирался его короновать. Жаль, падла какая-то мочканула его на стадионе в Сокольниках. Так вот, Кистепёрый был родственником самого Андропова через мать евойную еврейку. По деду он Флекенштейном, значит, будет. Знал бы ты, сколько та стяжка нам пособила крыш раздерибанить и барыг сладких под себя подмять. Эх…!