Противофаза
Шрифт:
Пахан застыл, задумавшись. Окурок папиросы меж его расписанных символами пальцев набряк столбиком пепла.
— Пусть старается для нашего дела, — повторил он, — Сам тоже через неё ищи выходы на шишек в верхах, лучше на госбез. Нужных людей подгребай. Где надо, на инстрУменте потренькай. Где надо, лавёхи занеси. На дела тебе всегда отгрузим. Проныривай, как тот комар из сказочки. Во, будешь Комаром. Кликуха тебе будет счастливая, обещаю.
— Почему Комар? — слегка обиделся я.
— Чем чуднее погремуха, тем фарта больше, — захохотал авторитет, — А меня, как своего отца крёстного, можешь кликать дядей Борей. Ну, так принимаешь крещение?
Мдя, отец,
— Так есть же парень из Воронежа с этой же кликухой — Саша Спиридонов — известный исполнитель блатных песен. Он сейчас на зоне чалится, — призвал на помощь знания из небесной библиотеки.
— Почему не знаю? — расстроился дядя Боря, — Надо же, куда гранату не кинь, всюду партизаны. Не лыбься, будешь тогда Комариком. Так что, если кто из братвы предложит назваться, смело говори, что погоняло тебе дал лично Боря Лупатый на своём дне рожденья. Если что срочное будет, или понадобиться что, сразу мне сообщай. Доверяю тебе свой телефон. Там, правда, будет сидеть связник, наш пацан. Можешь всё ему пересказать для меня. Постоянного адреса проживания в Москве не имею. Сам понимать должен почему.
Лупатый замолчал, задумавшись, пыхая остатком папиросы. Затем пальцами затушил огонёк и щелчком отправил окурок в горшок с цветами.
— Перво-наперво вызнайте с принцессой всё о Клетчатом. Чтоб тебе быть в теме. Под ним ходил Индюк и из-за него точняк твой отец погиб. Все о нём вроде бы знают, слышали, но никто даже издали не видал. Кто он? То ли козырный, то ли ссученый, а то может из фраеров крутых. Мои быки сунулись было под себя индюковы точки подмять, да еле ноги оттудова унесли. Крутые пацаны на тех местах сидят. Походу, он тоже в фараонах ходит, как тот Индюк. Про него слушок был, что в крутых чинах на мусарне. Хе, мусора совсем края потеряли. На наш хлеб позарились. Походу, скоро местами с нами поменяются. Мешает мне этот чирей Клетчатый, мочи больше нет терпеть. Коли удастся его сковырнуть, великая тебе будет благодарность от братвы. Лично короную тебя без базара.
— Ещё один момент, — спохватился дядя Боря, когда поднимались, чтобы уйти, — Сека тебе отбашляет сколько надо за труды. Передай ему, чтоб отслюнявил ещё столько же лично от меня.
В зале на эстраде теперь буянил Йося Кабздон, исполняя еврейские песни в блатном стиле. Блатарь Йося для меня воспринимался примерно так же, как если бы сам Брежнев вышел к народу на мавзолее в косухе, с хаером, да с серьгами в ушах.
— Видишь вон того солидного джентльмена, — показал Лупатый на тщедушного Досю, — Подвали к нему и перетри одну тему, для тебя понтовую. Балабасы лопатой огребать будешь, отвечаю.
Именинника сразу же облепили гости со своими тостами и подручные с неизменными срочными вопросами, а я по его совету отошёл на другой конец стола, к троице матершинников. Мне сначала шутливо попеняли, что инкогниту изображал. Потом принялись хором превозносить мои таланты до небес. Ну, и в итоге было предложено сотворить магнитоальбом для распространения из десятка песен первоначального блатного токаревского списка, на качественной аппаратуре и с приличным оркестровым сопровождением. Предлагалось мне продать все права на использование и реализацию этих песен за пять штук, то есть тысяч деревянных.
Договор был уже подготовлен, а деньги депонированы на вкладе, что на предъявителя. И сберкнижка показана. Я, парнишка догадливый и быстро допёр, что, несмотря на громадные с советской точки зрения деньги и странного вида бумазейку без данных договаривающихся сторон, только с участием свидетелей,
Народно-дагестанский артист закончил мучить, надеюсь, не только мои ушные раковины, и на эстраду развлекать бориных гостей отправился Юра Нос. Я с оставшимися новыми знакомыми допил престижнейший коньяк Ахтамар с тостами за мой талант и за успех нашего будущего предприятия.
Совершенно неожиданно ко мне подошёл Юрий Антонов и увёл о чём-то потолковать наедине. Ему понравилась песня «Калина красная». Просил, чтобы я разрешил ему исполнение этой композиции. Я с видимым, надеюсь, сожалением сообщил, что песня от другого автора, но обещал выхлопотать разрешение. Не скрыл удивления, что у такого талантливого маэстро имеется много своих замечательнейших песен. В ответ на мой комплимент, маэстро отбрехался более цветистой похвалой в мой адрес. Я охотно парировал его выпад, сообщив, что его композиции будут помнить целые века. В итоге мы распушились дифирамбами, как те петух с кукушкой из басни, и довели ситуацию до брудершафта с пьяно-жаркими поцелуями.
Один из лупатовских шнырей попытался прервать наш с Юриком сеанс взаимолюбования и принялся зазывать меня пойти куда-то с ним. Я вспомнил о своём обещании насчёт Галины и сразу же согласился. Однако, проследовали мы к одному из свободных кабинетов, где меня поджидал в гордом одиночестве Сека, попивая недоступный для советских людей джин Гордонз. Он предложил мне тоже присоединиться к попиванию напитка суровых забугорных горцев, любящих почему-то наряжаться в юбочки. Я уже назюзюкался под завязку и от предложения авторитетного участника тусовки предпочёл отказаться.
— Куришь? — пододвинул он мне пачку Кемэла.
Тут я пас по уважительной причине — спортсмен, ети их всех в непогоду. Удивительный человек, этот Генрих Сечкин. Смотрит как-то обыденно, а хочется встать и вытянуться перед ним, как перед коронованной особой. На самом деле коронованной, а не по воровским понятиям. Таким взглядом и такими манерами должен обладать реальный державный монарх. Он, кстати, чем-то напоминал импозантного короля Людовика XV из фильма «Фанфан-тюльпан».
Трудно поверить, что за душой этого человека имелась насыщенная приключениями биография, где было трудное детство, беспризорничество, воспитание матёрыми уголовниками. Попав в специализированную колонию для малолетних преступников, где их перевоспитанием занимались комсомольцы-активисты, юный осужденный на вопросы тюремщиков о своей принадлежности неизменно отвечал, что вор. За что и получал по полной. Несговорчивого арестанта сажали в деревянную тумбочку, плотно закрывали ее и толкали вниз по лестнице.
Уже на малолетке Сечкину довелось повоевать с суками — заключенными, которые не признавали воровской кодекс и сотрудничали с тюремной администрацией. Он не раз вспоминал тактику тюремщиков по уничтожению непокорных. Их сажали в сучью камеру, а позже выносили оттуда вперед ногами. Побывал в таких камерах и Генрих. Он всегда мог постоять за себя, но в один из заходов его били так сильно, что сломали руку. Но, Сека и на этот раз в долгу не остался и откусил одному из нападавших часть носа. После этого его стали сторониться даже бывалые суки.