Противостояние 3

Афанасьев Александр

– Быстро! Быстро!

От волнения Хабеишвили перешел на русский, которые понимали все. Взревели моторы трех Волг, на которых они сюда прибыли.

– Э...

Один из идиотов, привезших сюда "уважаемых людей" попытался зачем то остановить их - бампер Волги хрястко поддел его под колени, сломав обе ноги и отбросил в сторону...

– Этот... ушел!

Собравшиеся на втором этаже переглянулись - сообщение одного из шоферов осмелившегося подняться и доложить хозяевам - им не понравилось. Все здесь собравшиеся были опытными, тертыми людьми, и сейчас они остро, шкурой, каждой

клеточкой своего существа почувствовали надвигающуюся беду...

– С Сухума катер будет. До Турции.

– Ты знаешь, к кому обратится?

– Знаю, батоно.

– Ты настоящий друг... Не забуду...

Волги уже неслись по улицам Сухума.

– Остановись!
– внезапно сказал министр иностранных дел СССР - вон там, у телефонной кабины...

Телефонная кабина была, как и обычно бывает - изрезана ножами, исписанная ругательствами на русском и грузинском, с острым запахом мочевины. Министр брезгливо вытащил платок, обхватил им телефонную трубку...

Двушек не было. Он не сразу понял, почему не работает телефон - давно не звонил так. Вернулся к машинам, попросил. Набрал по памяти номер...

Ответила дочь - отрада глаз. Господи...

– Мананочка... Дядя Нико где... Позови...

Дядя Нико - так звали старого и преданного друга семьи, сейчас он должен был быть в их доме. Он мужчина и сможет все сделать как надо.

– Не спрашивай ни о чем!
– резко взял разговор в свои руки член Политбюро, когда услышал в трубке знакомый голос - бери всех, моих, твоих - всех. Бери все, что сможешь собрать за два-три часа, ты знаешь где лежит. И быстро сюда, я в Абхазии, на морвокзале. Найдешь меня. Не опоздай, времени совсем нет...

Отдав распоряжения, не терпящие отлагательства, Шеварднадзе вернулся к машине. Это когда интересы государства отстаивать... американцы его "недалекий Эдди" звали. Свои то интересы он завсегда отстаивал куда лучше.

– Звони и своим. Пусть собираются.

Ни шоферы, ни охрана - ни один человек из тех, кто были в этих трех машинах и не подумали остановить сбегающего члена Политбюро ЦК КПСС или сообщить об этом куда то. Даже если бы возможность была - не сообщили бы. Это раньше, в мрасное сталинское время - всем до всего дело были, все нос совали. Так на то и разоблачили - культ личности, на то его и заклеймили позором. Сейчас - все люди малые, их дело - помалкивать в тряпочку, что начальство делает - то их дело. Они люди маленькие, их дело - служить.

Здание Сухумского морвокзала было отстроено после войны полностью заново - разрушили фашисты в войну. Сейчас построили новое - прямо на пирсе, формой своей оно чем-то напоминало восточные храмы и пагоды, сам Шеварднадзе и не знал, пока в Японии не побывал, да не глянул. Интересно - кто только такое выдумал.

На переговоры пошел один лишь Хабеигшвили. Жили здесь богато - потому что через порт Сухуми валом шла контрабанда с Турции, весь город об этом знал. Какие-такие пирсы - мирсы, в порту прямо и переваливали, особо не таясь, и Хабеишвили отношение к этому имел, пока вторым секретарем был. Потому как в Грузии коммунизма давно уже не было, была капиталистическая экономика при социалистических льготах для людей за счет Центра, вот что было. И кто на должности был - автоматом право на свою долю имел, потому как иначе

и должность незачем занимать. Сейчас батоно Солико был не в силе, права на кусок не имел - однако людей здесь знал и они его знали. А вот Шеварднадзе остался сидеть в машине, потому как увидят его - цену впятеро заломят. Грузины - народ торговый, своего - никогда не упустят.

Батоно Солико пешком дошел до грузового порта, он тут был небольшим, но загруженным, сунул вохре десятку на ходу.

– Сынок, батоно Гурам на месте?

– На месте, на месте, там смотрите.

Вохровец был из русских - рыжий и вихрастый, но деньги с должности брал как настоящий грузин. Потому как ни один нормальный, в здравом рассудке человек, свой кусок, что прямо ему в руки плывет - не упустит. С машины - десяточка, с грузовой - двадцать пять, а то и полтинник, если выезжает без досмотра, да в неположенное время. За дополнительные услуги - еще. Три четверти заработанного начальник караула забирает, но на то он и начальник, ему надо с верхними людьми делиться, не все же себе. А того что остается - на жизнь красивую. Хватает. Пройдет зима, настанет лето приедут сюда курортницы...

Батоно Гурам, седой, высохший старик, который ходил по Черному морю, когда Усатый был еще жив и в силе, сидел в своем закутке, чем-то занимаясь. Он все время что-то делал - строгал, точил, выделывал - мало того, что капитан - так еще и руки золотые. Порт не работал по погодным условиям, баржи скрипели, наваливаясь на пирсы под жестокими ударами волн, только выставленные у причальных стенок ограждения из отслуживших свое покрышек, спасали их от повреждений. Кто из персонала порта еще не ушел домой - сидели в ремонтной мастерской по соседству, пили вино и азартно шлепали замусоленными картами по большому перевернутому ящику, накрытому фанерой. Увидев входящего, старик поднялся ему навстречу

– Гамарджоба, батоно Сулико, гамарджоба. Не ожидал тебя здесь увидеть. Садись, вина выпей...

– Не времени...

– Вах, для хорошего вина всегда должно быть время. Мне привезли Саперави, прямо с кувшина. Такое Сталин пил, слушай, да...

– Не до вина, прости батоно. На ту сторону мне надо.

Старик покачал головой

– Куда торопишься? На тот свет? Не видишь, море какое? Зима.

– Помоги, батоно. На ту сторону надо, вот так.

Для того чтобы показать как - Хабеишвили типично русских жестом провел рукой по горлу.

– Нет... Не повезу. Погода видишь разгулялась. Утопнем. Завтра приходи, посмотрим, что к чему...

– Сегодня надо. Сто.

– Сто... Ты, дорогой жизнью рискнуть хочешь. Ладно своей - так и моей.

– Сколько?

Старик встал, подошел к двери, выглянул наружу. Заметил н, конечно и машины.

– Сколько вас будет?

– Человек двадцать...

– Тогда Ракету из загона выгонять... На малом не уйдем, не поместимся все...

– Сколько?

Старик хлопнул дверью, отсекая лютующую на улице непогоду.

– Пятьсот.

Сумма потрясла даже ко многому привычного Хабеишвили.

– Побойся бога...

– Не надо про бога - вдруг грубо ответил старик - нет у тебя бога! И у меня его - нет. Не говори того, чего у тебя нет. Ты сначала всю республику обирал, ты и тот кто с тобой приехал. Когда обирали - себя не обижали! А теперь - за кордон свалить по дешевке хотите? Не выйдет. Пятьсот - пока я не передумал...