Противостояние II
Шрифт:
Не хотелось ей прекращать их неторопливый разговор при помощи ручки и тетрадного листа. Взяла и написала: «А мне всю неделю ничего не снилось! Совсем ничего, представляешь?»
Серёга скосился в листок, прочитал, кивнул и одними губами беззвучно шепнул:
— Мне тоже…
Глава 15. Знакомство с тётей Галей
10 ноября 1972 года
На её звонок открыла тётя Галя. Оказалось, она не очень высокая. На полголовы всего выше её, и это у неё ещё сапожки на довольно высоком каблучке. Очень красивая, стройная блондинка с тёмными бровями
— Ты, наверное, Юля?
— Да, Юля Самойлова. А вы тётя Галя?
— Лучше называй меня Галиной Сергеевной. Проходи, раздевайся. Серёжа ещё спит. Я сейчас уйду, а ты буди его. Позавтракайте. На кухне в сковородке под крышкой гренки, кофе в кофейнике, молоко в холодильнике.
Она действительно была уже одета не по-домашнему. Красивый брючный костюм чёрной шерсти с коротким пиджачком со стоячим воротничком и закруглёнными лацканами. Под ним белая шёлковая блузка с пышными брыжами, на шее коротенькое жемчужное ожерелье, на лацкане пиджака изящная камея — на тёмно-коричневой каменной подложке вырезанный из белой слоновой кости или моржового клыка профиль девушки, чем-то напоминающей саму Галину Сергеевну. Обалденно красиво смотрится!
— Как там погода? — невнятно спросила Галина Сергеевна, орудуя перед зеркалом тюбиком помады.
— Холодновато. — Ответила Юля, привставая на цыпочки, чтобы повесить на крючок вешалки шубу. — У нас дома на градуснике минус пятнадцать. Скорее всего мороз ещё больше. Снежок небольшой пробрасывает, и ветер ещё...
— Минус пятнадцать это по-божески. Я вчера из Казахстана прилетела. На Байконуре рано утром было минус двадцать пять с сильным ветром. Вот это, действительно, холодно. Не обратила внимание перед подъездом стоит машина?
— Угу, стоит какая-то светлая Волга. А вы на Байконуре были?
— Умгу… Уроки вместе делаете?
— Да, вместе… Помогаю ему с русским.
Галина Сергеевна удивлённо посмотрела на неё в зеркало.
— Странно… Вообще-то, он очень грамотно пишет. В магаданской школе ему и четвёрки редко ставили. В основном пятёрки. — Она закрыла помаду, бросила тюбик в сумочку, отвернулась от зеркала и впервые внимательно взглянула ей в глаза. — Может, всё же какая-то другая причина, а?
Неудобно стало, что соврала. Подошла к ней поближе и созналась.
— Угу, другая. Только я о ней говорить не могу. Извините.
Галина Сергеевна улыбнулась в ответ и кивнула.
— Так и подумала. Ладно, не расстраивайся. Если у тебя большая задержка из-за ваших совместных занятий получится, просто подойди и скажи. Подумаем, что тут можно сделать. Только долго не затягивай, если такое случится, хорошо? И не стесняйся меня. Я всё-таки врач с большим стажем.
Юля покраснела так, что даже спина вспотела. Глаза в сторону отвела и едва слышно промямлила:
— Это не понадобится… Вы не так поняли… — и зачем-то добавила. — Не буду затягивать…
Галина Сергеевна тихонько рассмеялась, сняла с вешалки элегантную дублёнку с капюшоном, надела её, натянула на голову до самых бровей круглую папаху «седой песец», поправила перед зеркалом выбившиеся из-под неё пряди прямых, светлых волос, попрощалась и ушла.
Юля осталась стоять в прихожей. Она пыталась понять причину, по которой так легко выдала себя. Ну что стоило придумать какой-нибудь другой ответ?
Вернуться домой, а оттуда позвонить и объяснить ему, что произошло? Не хочется. Он тут, рядом, за закрытой дверью. Всё ещё в раздумьях Юля медленно подошла к зеркалу и выключила настенный светильник. Постояла, привыкая к темноте, потом, когда начала различать дверные проёмы, вернулась к его двери, постояла в нерешительности, но всё же отворила её.
На неё пахнуло знакомыми запахами. Серый так пахнет. Приятно очень, кстати. Постояла на пороге, рассматривая его тёмную голову и голые плечи на светлом фоне постели, вошла в комнату и неслышно прошла к окну. Раздвинула задёрнутые на ночь шторы, постояла, глядя на спешащих по своим делам прохожих, дотянулась руками назад и расстегнула крючки, стягивающие пояс школьного фартука. Осторожно, чтобы не поцарапаться колючей застёжкой комсомольского значка, сняла фартук, аккуратно сложила его на краю письменного стола. За фартуком пришла очередь юбочки, а за ней и блузки. Осталось только снять носки и рейтузы…
Раздевшись до трусов и майки, Юля постояла, нерешительно глядя на дверцу шкафа, за которой скрывалась выданная ей байковая рубашка, неслышно вздохнула, чуть пожала плечиками и не стала её открывать. Вместо этого на цыпочках подошла к широкой кушетке, на которой раскинулся в глубоком сне Серёга, присела на самый краешек, посидела минутку, глядя на его левое ухо и висок (он спал на животе, отвернув голову к стене), потом пересела глубже. Попой она при этом задела его спрятанную под одеялом руку. Серёга убрал её и медленно перевернулся на бок.
Ей пришла в голову новая мысль. Если она сейчас заберётся под одеяло, прижмётся к нему и будет нежна с ним, то не будет он на неё очень уж сердиться, когда проснётся. Вон и вторая подушка, которая обычно остаётся ночью в комоде у стены, сегодня лежит на кушетке. Она привстала, вытаскивая из-под себя край одеяла, приподняла его, осторожно опустила голову на подушку, а ноги спрятала под одеяло.
***
Юля осторожно вытянула руку и нашла талию Серёги. После улицы руки у неё всё ещё не согрелись, и он вздрогнул. Развернулся на спину, потянулся, выбросив руки над головой, зевнул и лишь после этого развернулся к ней. Полежал, хлопая глазами, и шёпотом поздоровался:
— Привет, Юлька! Ты как здесь оказалась?
Она молча улыбнулась ему и снова протянула руку. Серёга почувствовал прикосновение холодных пальцев к своему животу, поймал их и перетащил к себе на талию. Ещё и ладошкой своей горячей сверху прикрыл, чтобы ей теплее было. Спросил:
— Замёрзла?
— Угу, на улице холодно.
— Иди ко мне, я согрею…
***
Он потянул её на себя, а потом они очень долго совсем не разговаривали. До тех пор, пока ЭТО не началось. Вот тогда она испугалась. Да так сильно, что упёрлась она руками в его плечи, силясь оттолкнуть, и зашептала ему прямо в лицо: