Противостояние (сборник)
Шрифт:
— Вот я и хочу это сделать. Только надо, чтобы вы помогли мне. В каких именно городах из перечисленных вами вы останавливались в отелях?
— В Сочи я жил в «Интуристе». В Батуми — тоже. В Гагре я, кажется, ночевал на частных квартирах.
— Адрес не помните?
— Точный не помню, где-то возле рынка.
— В Сочи вы были в июне? Или в июле?
— Что-то в конце июня. Я прошел пешком от Сочи до Сухуми — по берегу.
— Помогало?
— В чем?
— В лечении нервной системы.
— Да. Очень.
—
— Почему «собирались»? Я собираюсь это сделать, как только мы кончим рассмотрение предъявленного мне вздорного обвинения.
— Вы убеждены, что врачи позволят вам это сделать?
— Да, я прошел комиссию.
— Когда?
— Неделю назад. Ваши сотрудники отобрали все мои документы — там есть справка врачебной комиссии.
— А что у вас было с нервами?
— Усталость, раздражительность, бессонница.
— Элениум пили?
— Нет, у меня были другие медикаменты.
— Раздражительность прошла?
— Почти.
— Усталость?
— Прошла совсем.
— Сон?
— Наладился.
— Спали под шум волн?
— Именно.
«Оп! — отметил для себя Костенко. — А зачем снотворное в кармане, если сон наладился?»
Костенко просмотрел несколько листков на столе и спросил рассеянно:
— Скажите, а как к вам попали эти самые драгоценные камни? Гранаты?
— Не понимаю вопроса.
— Вы оставили в номере у Тороповой три крупных драгоценных камня.
— Здесь какое-то недоразумение.
— Вы не верите Тороповой?
— Если она говорит, что я оставил у нее камни, то, конечно, я не могу ей верить. Если бы вам это говорили свидетели…
«Парень хорошо изучил кодекс, — снова отметил Костенко. — Гвозди бьет по шляпке».
— Вы к ней в номер входили?
— Да.
— Зачем?
— Чтобы донести ее сумку с костюмом и пальто.
— А что было потом?
— Потом я зашел в отель «Абхазия» к моему тбилисскому знакомому, переночевал у него — было ведь около трех часов утра — и назавтра уехал в Сочи.
— Поездом?
— Нет, на попутной машине. А оттуда я прилетел в Ленинград.
— А зачем вы приехали в Ленинград?
— Я обязан отвечать на этот вопрос?
— Обязаны.
— В Ленинграде меня консультировал профессор Лебедев, и я решил показаться ему перед тем, как приступить к занятиям.
— Вы помните фамилию вашего знакомого, у которого вы ночевали в «Абхазии»?
— Конечно. Гребенчиков Анатолий Львович.
— Адрес?
— Я не знаю его адреса. Он преподаватель математики в нашем институте.
— В какой клинике работает профессор Лебедев?
— В военно-медицинской академии.
Костенко снял телефонную трубку и начал звонить в Ленинград и Тбилиси с просьбой проверить показания Кешалавы. Он намеренно это делал сейчас и, наблюдая за арестованным, все более поражался его спокойной уверенности.
—
— А мне, собственно, нечего продолжать. Если у вас есть вопросы, я готов ответить на них.
Костенко, не торопясь, снова закурил.
— Вопросов у меня много, но вы, я вижу, устали. Отдохните в камере, завтра мы продолжим нашу беседу.
— Я хочу написать письмо прокурору. Вы позволите?
— Да, пожалуйста.
Когда Кешалаву увели, Костенко еще раз прослушал запись допроса и сделал на листке бумаги несколько замечаний:
«1. Зачем нужно снотворное, если сон наладился? Возможный ответ: «Кто страдал бессонницей, тот всегда таскает в кармане снотворное». — «А откуда к вам попало такое сверхсильное средство?» — «В политехническом есть химфак, а там есть друзья». — «Кто?» И тут он, сукин сын, назовет имя.
2. «За последние три недели вы только на одни костюмы истратили семьсот рублей, не считая гостиниц и пятисот рублей в «Эшерах». Откуда деньги?» — «Отец помогает». — «Ложь, мы с отцом говорили». — «И троюродный брат. Такой-то». А там уже все оговорено заранее: версия прикрытия».
Костенко связался с научно-техническим отделом грузинского МВД и попросил внимательно посмотреть все карманы в костюмах Кешалавы, которые висели у того в гардеробе.
Судя по показаниям костюмерши, на Кешалаве при аресте был тот же синий пиджак с двумя шлицами и «рукавами, вшитыми по американскому раскрою».
Костенко не стал «раздевать» Кешалаву в кабинете: это могло бы насторожить арестованного. Зная, что Кешалаву не судили и никогда раньше аресту не подвергали, он решил «раздеть» его в тюрьме, пригласив понятых, мотивируя это необходимостью проведения судебно-медицинской экспертизы: «Ищем следы крови; насильник избивал женщин».
После этого Костенко написал запросы врачам, лечившим Кешалаву. Его интересовало, в частности, показаны ли были Кешалаве снотворные, и если да, то какие именно.
К концу дня позвонили из Ленинграда:
— Товарищ полковник, профессор Лебедев действительно наблюдал больного Кешалаву. Профессор воевал вместе с Кешалавой-старшим, и тот попросил осмотреть сына. Говорит, у парня расшатаны нервы.
— Объективные показатели: давление, например? Кардиограмма?
— Это все в норме. Бессонница, раздражительность.
— Сделайте копию с истории болезни и вышлите мне немедленно. Посмотрите, какого числа он был у профессора на приеме.
— А чего же смотреть? Я все выписал. Сейчас, минуточку. Значит, так. Девятого июня, двадцатого июля и тринадцатого августа.
Тринадцатого августа в Ленинграде, в гостинице «Южная», был убит человек — в водке снотворное, особо сильное, недозированное, — через шесть часов наступила смерть.
— В какое время он был у Лебедева на приеме?
— Утром. В десять.