Противостояние «Утомленным солнцем». Кто и зачем ведет войну с фильмами Никиты Михалкова

Мультатули Петр Валентинович

Сталин в темноте своего кабинета. Напротив – Котов. Полусвет, полуцвет, шелест сталинских слов, мелькнувшие белки сталинских глаз… Невольно вслушиваешься и вдумываешься… И вместе с Котовым ничего не понимаешь?! О чем говорит Сталин? О том, что Котов зарубил монахов в Бежецке? Знаем, уже знаем… О том, что Котов в Керчи затопил баржи с царскими офицерами?! Во, как?! О том, что в Тамбове удушил газом восставших крестьян?! Уже не волнует… Уже все это пустое, уже пройденное… Все, что мы еще не знаем о Котове, никакого значения уже не имеет… Ты уже сам внутри этого человека и генерала Котова… Да, всякое было, все уже было… Но ты – Я – Котов – русский человек, бесконечно преданный своему народу, вмещающий в себе весь свой народ, и готов жизнь за него положить без остатка и надежды, что кто-то, кроме тебя и вместо тебя, это сможет сделать…

Сталин всего лишь говорит, то, о чем ты уже знаешь… Никто, кроме Котова, этого не сделает. Чудовищно, но Сталин говорит о заклании 15 тысяч жизней советских людей, а ты слышишь ушами Котова совсем другое… Как это удается сделать режиссеру я не понимаю, но это так… И думаешь мыслями Котова…15 тысяч жизней, судеб, семей… 15 тысяч… И ты уже все решил, и по-другому уже не будет.

Филигранный перфекционизм построения кадра завораживает, втягивает, всасывает… Этот разговор Сталина и Котова за чаем. Сталин своей рукой подливает чай в стакан Котова… Страшная и явная связь… Но в сцене само собой рождается антидот, противоядие, и сталинским словам, и сталинским мыслям… Котов уже не поступит по-другому… Никогда…

Логика фильма Михалкова безукоризненна по выстроенности своей необъяснимой и непонятной амплитуды. Как это у него получается – не знаю. Знаю одно: когда воспринимаешь фильм на чувственном уровне – никакого 3-D уже не нужно. Все эти фокусы – для аттракциона. А аттракцион и подлинно русское кино – почти несовместимы. Мне так кажется…

Еще не посмотрев финал, не дойдя до него, каким-то странным, метафизическим провидением, я его знал… Траншеи нашпигованные безоружными людьми, несокрушимая цитадель на холме… Режиссеру удалось создать потрясающий образ… Словно накручиваемые на немыслимый чудовищный барабан тысячи, миллионы, парсеки пространств… энергии… Непознанной энергии… Ее сжатие… и ее высвобождение…

Странная ассоциация…

И Котов спокойно и просто, как и может только происходить необъяснимое, оказывается на бруствере… Не взлетает, не вспрыгивает, это очень важно, чтобы понять, как это происходит, он вкарабкивается на это бруствер… и почему-то вспыхивает в мозгу Иерусалим, белый песчаник под ногами… и идет. Идет навстречу Цитадели. И все, что происходит дальше, можно понять только тому, кто не верит в случайности… А Котов в случайности не верит! Прославленный рубака-комдив, невольный палач и верный партиец, низвергнутый со всех пьедесталов своего лукавого величия, пройдя круги ада и тюремного, и фронтового, и личного, – очищен! И под кожей генеральского реглана… белые одежды… И Котов легко идет посуху, и по озеру, как посуху идет… он просто идет… И великий этот шаг, и великий этот путь, и великий этот пример поднимает и майора Лунина (потрясающая точность поведения артиста Маковецкого), и спасенного от расстрела Котовым капитана, и еще одного, и еще, и еще… и всех… А дальше… Дальше надо просто смотреть фильм Никиты Михалкова «Предстояние – Цитадель»… И тогда понимаешь, почему мы, и татары, и украинцы, и белорусы, и дагестанцы, и евреи, и якуты – русский народ, выиграли войну. Почему мы до сих пор живы! Почему до сих пор мы – это Мы!

Автор: Наталья Хлопаева

Технологии кино совершенствуются с гигантской скоростью, но за счет чего сохраняется и развивается само искусство кино? Нужна история, способная поселиться в голове, когда герои становятся родными тебе людьми, о которых ты не вспоминаешь, потому что они всегда с тобой. И нет плохих и хороших. Жалко всех, как и бывает в настоящей драматургии.

«Утомленные солнцем» – это, прежде всего, наполненная оригинальными художественными образами живая дышащая история, живее, чем жизни многих реальных людей.

Любовь долготерпит, Любовь милосердствует.

Многолетний диалог комдива Котова и Мити – это две звенящие правды, без натяжек, без поддавков. И у каждой из этих правд есть своя Родина, Маруся, вера, свой дом-причал, счастье и надежда. И Надежда. А еще у них есть Любовь. Много Любви. И плакать хочется в моменты избытка любви на экране. Эта история заставляет работать те рецепторы, которые у сегодняшнего зрителя редко востребованы, – трудно справиться и вместить столько правды и столько любви.

Сергей Котов – человек большой земной энергии и большого результата. Незаменимый, как чухраевский Алеша Скворцов, тонкая иголочка, сшивающая все

прорехи жизни, своей и людей рядом. А не будет его – и все рассыплется. И нужен он всегда, и нельзя без него. И в драке поможет, и в войне победит. Митя ищет компромиссы: пусть тут я наступлю на себя, перешагну через это, но Потом все будет, как прежде, как мечталось! Ему есть, что терять, есть, за что бояться, у него есть Прошлое. Котов живет Сейчас. Слишком все мимолетно, и дорого дается. Он живет каждый миг, и все, что он делает, он делает исчерпывающе. Кто знает, когда еще будет шанс вот так же выбирать стружки из волос любимой. Кто знает, за кем приехал «воронок». Любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует. И Котов, и Митя переходят реку жизни вброд. И пока идет один, другому легче верить, что и у него есть шанс: «я тоже смогу выжить». И за этим сила и бессилие, понимание того, что не имеешь права лишить жизни того человека, что вы на равных испытываете судьбу. Похоже на игру, кто дольше продудит.

Вопросы и упреки из диалога Мити и Котова за футбольным полем – все до одного вернулись в диалог на песочке: «На кой мне такая жизнь? У меня же ничего не осталось – ни дочери, ни жены. Вы ж из меня все выбили тогда!..» Сюжет сказки, рассказанной Митей о себе в первой части, повторился с Котовым. Он тоже потерял все и тоже не видел смысла продолжать. Война спасла и удержала, торжественно вручила смысл жизни вместе с лопатой. Любовь не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла. Если бы не смерть и разрушение, война была бы лучшим временем. Лучшим потому, что на войне люди становятся настоящими. Маски не держатся – весь ты тут, как на ладони. Цена тебе ясна сразу. В любой момент времени понятно, что главное и что неглавное. Работать над собой приходится ежесекундно, потому что победа начинается в головах, когда у людей просыпается чувство собственного достоинства и способность испытывать стыд.

Старший лейтенант Изюмов застрелился не от страха перед положенным ему расстрелом, а от стыда. Он не смог бы подняться и уйти с этого поля, оставив сотни остывающих солдатиков со снежинками на ресницах. «Город Минск, улица Горького, дом девять дробь семь, квартира семнадцать» – Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое… Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине. Не сломали Митю тогда в застенках, когда он согласился работать на своих врагов, как и Котова не сломали потом, когда пытками вынудили подписать ложные доносы. Есть плоть и есть дух, и дух первичен. Болевой порог срабатывает, и тело ставит закорючки на бумажках, а душа страданиями только совершенствуется. Но в том и дело, что на закорючках жизнь не заканчивается. Митя долго пытался лавировать – получилось, что за свой счет. А Котов выжил – благодаря Любви. Маруся родила ему дочку, и Кирику родила сына, а от Мити детей не было – потому что от мертвых не рожают. И в «Предстоянии», и в «Цитадели» нет уже Мити. Он остался в той окровавленной ванне, еще в первой части.

Как же так получилось? Любви Котова хватило на всех, а любви Мити не хватило и на него самого.

Любовь все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

История «Утомленных» продолжается и после финальных титров третьей части, получая перспективу в воображении. Она не заканчивается победой, или поражением, или свадьбой, как в сказках. Она запускает десятки вопросов к героям и к зрителям.

Как будет дальше? Что будет с Надей? Она будет играть на фортепиано и говорить по-французски? Превратится в алюминиевую комсомолку по примеру Ковко? Сохранит ли иммунитет против всего лишнего и наносного, чтобы переплыть эту жизнь в лодочке, на папиных руках? Как она будет отвечать на вопросы самой себе? Будет ли пытаться жить по двойным-тройным стандартам, как Митя пытался? Носить на шее ключик вместо креста? Говорить одно, думать другое, а делать третье?

Можно гадать, как сложится жизнь главной героини трилогии, но финал ее известен нам всем, как известна судьба СССР. Еще один диалог повторился. Поколению Нади вернули слово в слово все упреки Котова к поколению предыдущему: «Вот вас послушаешь – какая же у вас жизнь была прекрасная! Что ж вы тогда не защитили-то ее?.. Потому что вам предложить было нечего. Вы хотели, чтобы было так, как было. Вы думали, что все рассосется – ан не рассосалось! А теперь воспоминания: ай-ай-ай, какая была жизнь! Как нам было хорошо, как нам было прекрасно!»